Нина Малкина - Орден Крона. Банда изгоев

– Юна, – серьёзно и как-то обиженно ответил господин Норм, – обычно я не разглядываю мужчин.

Я вздохнула и с досадой оглянулась на совершенный лук, который был предназначен для стрельбы из любого положения. Держать такое оружие в кейсе, пусть даже самом мягком и роскошном, казалось мне настоящим кощунством. Расстроившись, я даже начала постукивать сапогом по полу, в такт шёпоту оружейника, пересчитывающего лирны.

– Всё верно, – наконец заключил владелец «ОружейНОРМа» и протянул мне руку: – Рад сотрудничеству с Селованом Минестлом!

– А я не очень, – моя ладонь почти по локоть утонула в рукопожатии. – Но с деньгами у него всё в порядке.

– Доверяй, но проверяй! – погрозил пальцем господин Норм, прищуриваясь. – Кааса тебе заточить?

Удивительно: он иногда забывал, как зовут его постоянных покупателей, но имена оружия всегда помнил в точности. Сталь оружейник уважал больше, чем людей, наделяя даже короткий и самый дешёвый ножичек особым характером. Мне дико нравилось такое отношение, тем более что мой кинжал и правда обладал душой.

– Я им почти не пользуюсь, – пожала я плечами, направляясь к выходу. – Так что он ещё острый.

– Как говорят таххарийские воины: «Даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда», – с назидательным видом протянул оружейник. – Я бы добавил, что точить его тоже нужно всегда.

Я много раз слышала эту знаменитую присказку в исполнении господина Норма, поэтому лишь согласно хмыкнула. Так он обычно рекламировал кроуницколь, которым затачивал лезвия. Как ни странно, работало это прекрасно: посетители проникались простой мудростью и охотно выкладывали кругленькую сумму за уникальный кроуницкий минерал.

– В следующий раз, – кинула я, скрываясь за тяжёлой входной дверью. – До встречи, господин Норм!

Хозяин оружейной лавочки махнул мне на прощание тяжёлой лапой и отвернулся. Я же вынырнула в молочное море тумана, что разлилось вдоль Тифоньего бульвара. В нём невозможно было рассмотреть ни одной вывески, даже усиленной магией Мэндэля, но я прекрасно знала, где находится транспортная компания. Не удержавшись, я всё-таки кинула полный сожаления взгляд на проржавевший щит над входом в «ОружейНОРМ». Чужое счастье, о котором я могла лишь мечтать, дразнило меня своей близостью.

Нет предела человеческой жадности: чем больше мы имеем, тем больше желаем получить. Ещё год назад я и предположить не могла, что буду учиться среди богатых детей аристократов, стрелять из отличных боевых луков и числиться мейлори лучшего в мире ментора. А теперь мне хотелось большего. Не просто знатного окружения, но и их признания. Не просто отличный лук, а самый лучший. И быть не только мейлори, а… А кем? Я с силой шлёпнула ладонью по чёрному пауку, чтобы приглушить несвойственную мне алчность, и поплелась за капраном.

***

Квертинд – это традиции и наследие, как некогда заметила Надалия Аддисад. Это Иверийская династия с её странными загадками и величием, которое приводит в трепет жителей одним только упоминанием. Это магия семи богов, что живут в каждом воззвании, растворяясь в воздухе разноцветным свечением. Это странная смесь добра и зла, хорошего и плохого, простого волшебства и сложных случайностей. Это сказочный мир, щедро сдобренный кровью. И, как и кровь, этот мир пульсировал, растекался по артериям дорог, густел и сочился сквозь раны своей многолетней истории. Но во все времена, Древние и Новые, Квертинд начинался с его Красных Лун.

Точка отчёта, что прямо сейчас начинала двести десятый год, представлялась мне особым завершением истории, что длилась четыреста двенадцать дней краснолунного года, и началом какой-то новой, совершенно иной. А сама Красная Луна была окошком, узким глазком, сквозь который боги оценивали Квертинд, решая, какие ещё потрясения и изменения послать его жителям.

Бордовый диск наполовину выглянул из-за Галиофских утёсов, едва пробивая алым свечением густой ночной туман. Я усмехнулась: если боги и смотрели сейчас на меня сквозь кровавую дыру в ночном небе, то Кроуниц точно затруднял им видимость. Я полюбила этот город туманов, фонарей и диковинных легенд, такой же чужой для Квертинда, как и я сама, но всё же являющийся его частью. И он отвечал мне взаимностью.

Одинокая свеча дрожала пламенем в моих руках, отдавая дань памяти погибшим. Не только Иверийским правителям, как это принято у квертиндцев, но и всем, кого я потеряла к своей восемнадцатой Красной Луне. И хотя это была только вторая Красная Луна, которую я видела в своей жизни, у меня была уже личная, грустная, но всё же необходимая традиция.

Иверийская корона, которую удерживали статуи семерых богов, казалось, не отражала, а впитывала багряный лунный свет, поглощая льющуюся с неба благодать.

Я думала об отце, который так и не увидел меня студенткой академии. Я думала о матери, которая оставила мне такое странное наследство и погибла ради своей идеи. Я думала об узниках из Кедровок, которые навсегда застыли тенями в моём сердце. И, конечно, я думала о Каасе.

Тусклые свечные огоньки вспыхнули вокруг, выдавая присутствие обитателей академии. Студентов с каникул вернулось ещё совсем мало, поэтому зелёных жилетов было не больше десятка. Небольшая группа образовалась с другой стороны статуи – подальше от меня. Они тихо перешёптывались, зажигая свечи от пламени уже горящих и сверля меня взглядами.

На площадь высыпали рудвики под предводительством Эльки Павс. Плотный воздух наполнился плавающими в тумане огоньками, высокими и низкими, крупными и мелкими. И все они стекались туда, где не было Юны Горст. На площади перед академией собралось уже много людей и рудвиков, но я стояла одна под прицелом краснолунного света и горького презрения.

В толпе я заметила магистра Калькут: её освещённый крохотным пламенем подбородок выглядел зловеще. Даже она сторонилась меня, подчёркивая, что мне нет места на празднике памяти в честь правителей, которых убила моя мать. Я сжала в ладони тиаль, надеясь, что этот крохотный жест верноподданства докажет местным квертиндцам мою непричастность. Кажется, сделала только хуже: некоторые студенты брезгливо сморщились.

Ректор Аддисад стояла у входа, не двигаясь ни к одной из сторон. Вряд ли она хотела подчеркнуть свой нейтралитет – взгляд её был блуждающим и рассеянным. За лето мы виделись редко, но я успела заметить, что поездка в столицу сильно изменила ректора: она стала задумчивой, подавленной и какой-то обречённой, как будто в сильной женщине погас её лазурный огонёк. Даже сейчас она отрешённо вглядывалась в пламя свечи, словно могла увидеть там свою судьбу.

Я тоже перевела взгляд на трепещущий огонёк, пытаясь раствориться в нём мыслями, чтобы не видеть осуждения окружающих, несправедливого и очень обидного. Воск стекал тяжёлыми каплями, источая медовый аромат. Пламя свечи горело ровно, но вдруг дрогнуло, когда в него вторгся ещё не зажжённый фитиль. Я улыбнулась.