Анна Карэ - Дэурумы. Принц Чернобога

Всё начинается тёмной и холодной зимней ночью, окутанной влажным туманом, щиплющим нос. В старом городском некрополе человек закапывает тело, среди кладбищенских роз святой земли. Покрытые снегом красные лепестки и острые зелёные шипы дышат жизнью, цветы не умирают от холода. В этом древнем семейном склепе, принадлежавшем потомственным магам, сила огня греет саму землю.

Нет, это не убийца, это тело он не убивал. Он знает, чем чревато преступление, перемещение, покой мёртвых. Он знает, насколько это неправильно, как сильно им может это не понравиться.

Это не понравилось бы и тебе, будь ты мёртв. Поторопись поблагодарить бога, что пока это ещё не так. В этот миг ты уже не хозяин своего тела, древние законы смерти охраняют твой вечный сон. Последнее, чего бы ты хотел, летая во вселенной забвения, чтобы какой-то человечишка копался в твоих останках. Поэтому бойся закона смерти, ибо это последний судья твоих жалких грехов.

Человек на кладбище – это я. Поэтому необходимо довериться моим словам, ведь я знаю о смерти абсолютно всё. Смерть – это моя специальность, моё предназначение.

Попробую объяснить, как именно я здесь оказался.

Всё не так просто. Я совершаю обряд, нарушаю договор. Я знаю, что буду наказан, но я не могу бросить тело своего учителя разлагаться вдали родовой могилы. Я ему должен.

Неизвестно, что они собирались с ним сделать. Возможно, по старым традициям они хотели сжечь его в огне Перуна или пустить по реке. Или того хуже – оставить гнить в грязной тюремной могиле.

Поэтому я здесь, совершаю ритуал погребения, который позволит ему отправиться именно в тот мир, который он заслуживал.

Попробую объяснить кое-что важное. Дело в том, что подземных миров несколько, так же как и небесных. Есть ещё другие миры, никак не связанные с раем и адом. Но куда мы попадаем после смерти? Спросите Вы. И это будет правильным вопросом, в нём и есть суть всего мироздания. Дело в том, что этих миров много. И чтобы попасть в тот, куда отправились ваши предки, необходим обряд поклонения тому или иному богу. Иначе, если у покойника не будет освещённого пути, он не сможет добраться до своих близких. Это очень важно, потому что многие из нас страдают на земле от одиночества, боли потери, и никто не хочет продолжать эти муки ещё целую вечность, в загробном мире. Они все были правы – египтяне, древние славяне, индейцы, ацтеки, мао, римляне: покойникам нужны ритуалы.

Профессор должен быть со своей семьёй.

В голове возникают картины воспоминаний. Мы в доме профессора, в его личной алхимической лаборатории. Среди всех артефактов, которые ему удалось собрать, химических препаратов и новейших агрегатов, способных осуществлять разрыв связи атомов, смешивая их с магией, он учит меня всему, что знает сам. “Мир – это тьма, пленившая частицы света, души. Не поддавайся искушению, не теряй душу и тогда ты обретёшь истинную власть, неведомую королю-деспоту. Иди иным путём, находя по-настоящему верных соратников и ты станешь сильнее его.”

Хотелось бы верить его словам, но я совсем потерял веру. И кажется, сейчас мне совсем не до мыслей о великом будущем.

– Какого хрена я в это ввязался?! – шепчу сам себе, сжимая кулаки.

Руки покрыты грязью, одежда пропитана потом и страхом. Какая страшная вонь. Сколько ещё копать?! Как я мог обещать то, что почти не способен сделать. Да лучше бы я сдох сам! Теперь слишком многое придётся разгребать, за многое придётся ответить. Где они сейчас? Они знают, что я жив. Наверняка уже были в квартире, надеюсь Майкл в порядке. Пусть он и бесполезное создание, но все эти годы был верным хранителем моей силы.

Первое, что сделаю, когда окажусь в ванной, достану осколки изо лба и из-под ногтей. Так сильно жжёт, наверное, уже пошло заражение. Хоть бы сдохнуть! Нет, должен держаться. Пусть обречён, охотники слишком сильны, они найдут меня. Но я всё же заставлю их потрудиться.

А пока…

– Что это? – нервно озираюсь по сторонам.

Странно, это святая земля, здесь не может быть нежити. Вокруг одни могилы, надгробия с незнакомыми именами, лицами людей, смотрящими на единственного живого человека в этом месте, на меня. Пытаются ли они что-то сказать, предостеречь? А профессор, знает ли он, что я не бросил его? Хотелось бы, чтобы он знал. Так ему будет проще обрести заслуженный покой в мире мёртвых, зная, что его ценили, что его доброе имя будут помнить и безупречная репутация останется таковой навеки.

И всё же, совершая это, как мне кажется, доброе дело, я знаю, что я жалок, всегда был жалок. Пресмыкающееся, насекомое, в вечном поиске своего места под солнцем. Всегда ненавидел свою жизнь, к чему-то стремился, искал. Сейчас спрашиваю себя, я вообще жил? По крайней мере, пытался, я ждал. Я был проституткой. Но не той, что спит за деньги, а той, что выполняет любой приказ, за клочок силы. Почти всю свою жизнь я притворялся, делал вид, что я другой; скитался словно бездомный. Это и привело меня туда, где я нахожусь сейчас.

Я – наёмник, выполняю разного вида задания, имею своих клиентов, свои цены. Работа может быть грязной, порой нет. Всё зависит от того, что именно ищут люди. Я рад всему, потому что занимая себя, я не думаю ни о прошлом, ни о неизбежном будущем. Я не думаю о том, что предначертано судьбой.

Видят ли боги всё то, что я сотворил, знают ли они о моём предательстве? Боги видят всё и боюсь, что конец близок и я очень скоро получу ответы на свои вопросы.

Всё готово. Я вкладываю в его руки столб, с вырубленными знаками звёзд млечного пути, ведущим в иной мир. Читаю молитвы на языке древних, закрываю его глаза тканью с начерченными на ней рунами. Затыкаю за пояс его семейную реликвию – кинжал с рубинами. Достаю бутылку его любимого шотландского виски, открываю и делаю большой глоток, обжигающий горло. И это тоже часть ритуала, поминальная. Кладу бутылку рядом с ним. И прежде чем накрыть его тело покрывалом земли-матушки, я всё же осмеливаюсь сорвать с его шеи амулет, подумав, что там, куда направляется профессор, он ему не понадобится.

Теперь, сидя здесь, на этой холодной влажной земле, у подножья свежей могилы близкого мне человека, я держу в руках сорванный с его шеи амулет и спрашиваю себя, что же будет теперь…

Голова гудит, саднит словно расплавившийся металл. Боль застилает глаза и смазанные картины просыпающегося города разъедают остатки помутневшего разума. Я всё ещё жив, способен слышать рокот мотора моего Suzuki. Зверь ведёт себя сам. Я нахожусь на грани, еле дышу. Волосы, слипшейся массой запёкшейся крови, прилипли ко лбу и от этого становится всё холоднее. Как же здесь холодно… Здесь всегда было холодно. Знакомые улицы, дома, люди. И всё же я один.