Зинаида Гаврик - Королева фальшивой академии

– А если бы вы потеряли контроль? Всем известно, что в зверином воплощении оборотней ведут инстинкты! Что, собственно, я только что и наблюдал. Думаю, лёгким развлечением дело бы точно не кончилось. У вас вылезли когти! Достаточно пары неловких движений, чтобы от девчонки остались только ошмётки.

Павел Сергеевич в этот раз даже не стал отнекиваться. Значит, такой сценарий был вполне вероятен.

– Всё равно скоро выпуск! А значит, её убьют. Так какая разница? – буркнул он. Меня начала бить крупная дрожь.

– До выпуска ещё дожить надо!

– Ну, возьмёте нового человека! Одним больше, одним меньше… Что такого-то?

– Идиот! – прошипел рассерженный завкаф. – Да вы хоть знаете, как трудно доставать людей, чтобы не вызвать подозрений! Думаете, мы просто хватаем их на улицах, что ли? Нет! Нам нужны определённые люди. Обязательно студенты, иначе фальшивая память не приживётся. Их приходится отбирать по возрасту, по семейному положению! Их не должны хватиться! Приходится готовить убедительную легенду на случай, если кто-то задастся вопросом – а куда пропал наш друг, а? В конце концов, нам требуется получить согласие от самого студента, чтобы магия пропустила его через портал! Для этого приходится проводить тонкую психологическую работу с ним, чтобы представить всё так, будто мы предлагаем выгодную сделку. Понимаете вы это своей дурной звериной башкой? Нам гораздо проще нанять десяток таких, как вы, оборотней, чем найти одного подходящего человека! Так что осознайте, наконец, что вы хотели повредить дорогое имущество, принадлежащее академии! – он махнул своей маленькой ручкой в мою сторону. До меня не сразу дошло, что «имущество» – это я. – С чего вдруг вы вообразили, что имеете на это право?

– Но вы же потом отдадите её на растерзание одногруппникам!

– Во-первых, милейший Павел Сергеевич, они щедро платят за обучение. А вы – наёмный работник и должны знать своё место! Во-вторых, расправа на выпускном – это отличная мотивация соблюдать дисциплину в процессе обучения. Без этой мотивации мы не напаслись бы людей. А так они знают, что сейчас за порчу учебных пособий накажут, а вот потом, в конце обучения, можно будет за всё отыграться с полного одобрения ректората.

Окончательно раздавленный аргументами Павел Сергеевич хмуро пробормотал:

– Извините.

– Я поговорю с ректором о вас. Вам очень повезёт, если вы не вылетите отсюда прочь.

Преподаватель не осмелился возразить. Он сделал шаг ко мне и наклонился якобы для того, чтобы поднять с пола оторвавшуюся пуговицу.

Я услышала тихий шёпот на самой границе слуха:

– Я всё равно тебя заполучу, Ева.

Правда, к этому моменту мне было так плохо, что его угроза не оказала почти никакого воздействия.

Павел Сергеевич выпрямился и быстро удалился из аудитории, даже не оглянувшись на меня.

Завкаф же, наоборот, подошёл вплотную, присел на корточки и положил пальцы мне на виски.

– Слушай внимательно, Ева, – сказал он. – Ты забудешь эту встречу с Павлом Сергеевичем и будешь абсолютно уверена, что мы с тобой встретились в коридоре и вошли в эту аудиторию обсудить кое-какие вопросы по учёбе. Здесь тебе вдруг стало плохо из-за… хм… вчерашней вечеринки с подругами. Да, пусть так. Вы что-то пили и теперь у тебя похмелье.

Виски прострелило болью и на мгновение изображение в глазах поплыло.

Но лишь на мгновение.

Сразу же, будто бдительный часовой, заныло запястье. Ощущение было такое, словно кто-то крепко сжал его жёсткой горячей рукой, приводя меня в чувство.

Голова моментально прочистилась. Окружающий мир встал на место.

Вот только я отлично помнила, что здесь только что произошло. Помнила жуткую собачью морду Павла Сергеевича, вмешательство заведующего кафедрой и его слова про имущество.

Я помнила всё!

Наверное, мне следовало биться в истерике. Но… Ощущения были такие, словно мои чувства временно заморозились. Потом будет осознание и отходняк, но здесь и сейчас я будто поставила организм в аварийный режим. Надо действовать, чтобы выжить, а уж потом, когда опасности не будет, я позволю себе осознать в полной мере ужасную истину.

А может, после той старухи я была к этому подсознательно готова?

Это в первый момент казалось диким, невозможным то, что моя жизнь – вовсе не моя. Что я живу в какой-то жуткой постановке, играя отведённую мне роль. Сейчас же я как-то даже свыклась с этой мыслью. Я её отрицала, но в глубине души уже представила себе, что будет, если это окажется правдой.

Заведующий кафедрой, которого, кстати, звали Филипп Романович, наклонился и вообще без усилий поднял меня и поставил на ноги. Колени подгибались, так что пришлось за него ухватиться.

– Как ты, Ева? – мягко и заботливо спросил он. Вот только теперь я ни на секунду не верила в его сочувствие.

– Плохо, – простонала в ответ. Как хорошо, что не надо изображать уверенный тон! Боюсь, я бы с этим не справилась. А так… всё можно списать на похмелье. – Кажется, мы вчера… мы вроде пили…

А ведь мы не пили. Но теперь я уверена, что, когда в следующий раз увижу подруг, они будут выглядеть не лучше, чем я сейчас. И в один голос заявят: «Конечно, мы пили! Разве могло быть по-другому?»

Интересно, как часто мне проводили такие коррекции сознания? Старуха должна знать… Старуха…

Теперь встреча с ней виделась мне совсем по-другому. Кто она? Зачем я ей? В любом случае она, кажется, намекала на помощь. Других вариантов всё равно нет. Надо идти к старухе. У неё хотя бы можно получить ответы на вопросы…

Боясь в любой момент впасть в истерику, я уцепилась за этот нехитрый план действий и заставила себя думать только о нём: найти комнату, поговорить со старухой, узнать, зачем она мне помогает. Я твердила про себя эти три шага, как мантру: «Найти, поговорить, узнать. Найти, поговорить, узнать».

– Ну что ж ты так… Я всё понимаю, конечно. Сам был студентом когда-то… Но ведь надо знать меру! Конечно, в таком состоянии мы ничего обсуждать с тобой не будем. Поговорим потом. Иди в свою комнату и отоспись.

– Да, так будет лучше, – пробормотала я.

– Давай-ка провожу. Ты на ногах еле держишься. Ох уж эта безалаберная молодёжь…

Завкаф повёл меня в комнату, не переставая при этом ласково выговаривать мне за легкомыслие. Я кивала и виновато поддакивала, а про себя продолжала повторять мантру.

Постепенно тело начинало слушаться, и я всё меньше налегала на Филиппа Романовича. А возле своей комнаты и вовсе отстранилась, вполне уверенно стоя на ногах.

– Спасибо… дальше я сама…

– Да. Приходи в себя, Ева. И постарайся больше так не напиваться.

Надо же! Ни дать ни взять ласковый отец! Вроде укоряет, но при этом демонстрирует понимание… Гад! Как будто не он рассуждал о том, что расправа над человеком мотивирует студентов лучше учиться!