Даниэль Брэйн - Школа прошлой жизни

– Я ничего не знаю о вашем приезде, – холодно сообщила я в очередной раз и подумала, что Арчи давно пора перехватить свою рюмочку и вернуться. Не много помощи от старика, но не один на один с этим человеком. Эдгар Лэнгли. Хорошо. – Документ выглядит подлинным.

Я кривила душой: отличать настоящие документы я умела, это было несложно, если знать, на что обращать внимание – несколько переплетений на гербовой печати.

– Вам должны были сообщить, – немного растерянно улыбнулся Лэнгли, и я опешила. Сначала я отметила его выдержку, теперь – улыбку. Рискованно, очень рискованно. – Вы?..

– Стефани Гэйн, – представилась я. – Администратор Школы и временно исполняющий… частично… те обязанности, которые приехали исполнять вы.

– Тогда в самом деле странно, – заметил Лэнгли, и мне показалось, что ничего странного он не видит. Не сообщили и ладно, тоже проблему нашла. – Но, я думаю, мы все прояснили. Проводите меня?

Я вернула назначение, сунув его снова в тубус и подумав мельком, что стоило сначала показать его кому-нибудь из более опытных преподавателей. Больше всего мне не хотелось снова выходить на улицу, но фонарь я забрала и, кивнув, пошла к выходу. В этот момент дверь открылась, и на пороге показался Арчи. От него явственно попахивало настойкой, но трезвый или не очень, Арчи легко обходился без фонаря в любую тьму.

– Госпожа директор, кто этот человек?

Зато по его речи сразу стало понятно, что одной рюмкой он не ограничился.

– Новый директор, господин Лэнгли, – ответила я, покосившись сначала на самого Лэнгли, затем на Арчи. Обоим было, кажется, все равно, потому что Арчи пожал плечами и ворча пошлепал в свою каморку.

– Ливень-то какой, ливень, и на лестнице опять натекло, – бухтел он.

Я, поморщившись, пригласила жестом Лэнгли следовать за собой. Что-то в его облике казалось мне странным, и дело было не только во внешности.

– Вы отпустили экипаж? – спросила я только для того, чтобы не молчать неловко, и ступила под ливень. Хуже, чем было, мне стать уже не могло.

– Он был почтовый, – спокойно пояснил Лэнгли. – Последний, если вы не ждете кого-то еще.

Мы никого не ждали. Почту практически никто не получал, редкие письма привозили с поставщиками, почтовые кареты на моей памяти заезжали к нам раз пять. Слишком большой крюк.

Я старательно пряталась в мантию – сама не понимая, от дождя или от Лэнгли. Меня не оставляла мысль, чем и о чем думали оба Совета, отправляя в нашу Школу на должность директора такого…

Красавца, если называть вещи своими именами. А проще было поступить именно так, потому что у меня были только триста ярдов, чтобы собраться, и проблема была не во мне.

Школа Лекарниц – почти монастырь. Когда-то она была частью монастыря, но лет сорок назад от пострига студенток пришлось отказаться. Возражать начало Священное Собрание, особенно когда лекарниц стали обучать принимать роды, – это считалось достойным только повитух, но никак не монахинь, а затем, когда лекарское дело включило не просто облегчение болей, но и элементарную хирургию, вопрос с постригом был снят окончательно. Лекарницы давали клятву помощи всем, кто к ним обращался, а в число нуждающихся входили, естественно, не только женщины и малые дети, но и мужчины.

А взгляды на судьбу студенток остались. Как и правила обучения в Школе.

Девочек сюда отправляли не потому, что это было почетно или престижно. Почетно и престижно обучать юных барышень танцам и домоводству, а также «благородным» наукам – истории, географии, Слову Сущих, – в гимназии или Высшей Женской Школе. Но именно отправив дочь в Школу Лекарниц или любое другое благотворительное заведение, проще всего избавиться от лишнего рта в небогатой семье.

И я шла и размышляла, кому взбрело в голову подобное святотатство по имени Эдгар Лэнгли. Ладно преподаватели, ладно я, но студентки, девочки от двенадцати до двадцати лет, для многих из них брак – единственный шанс не прозябать остаток жизни в лекарской хибарке в глуши, а стать… Стать, в общем, свободной и независимой женщиной, если так можно выразиться. Женой и матерью, но как повезет с мужем. Я знала, что некоторые лекарницы потом выходили замуж, но все же желающих брать в жены женщин, которые ежедневно видели и трогали посторонних полураздетых мужчин, было исключительно мало. Мастерство лекарницы давало возможность честно заработать себе на хлеб, и считалось, что Школа – благое дело не только для пациентов, но и для студенток.

В принципе, так и было, с этим никто не спорил.

Я украдкой посматривала на Лэнгли – как он реагирует на то, что видит. Наш залитый дождем двор, дорожка, уже скрывшаяся под лужами, здание, серое и мрачное, с давно облупившейся на фасаде краской, с безнадежно болтающимся на покосившемся столбе фонарем.

Лэнгли был невероятно спокоен. Я так и не смогла рассмотреть его как следует, но от него веяло уверенностью. Мне стало немного легче, хотя я не знала, чего от него ожидать.

Фил ждал нас, выглядывая из-за двери.

– Господин жандарм, – он слегка поклонился. – Что же сказали, что больше вас тут не ждать? Нашли что? Бедная девочка…

– Господин Лэнгли – новый директор, – обронила я. – Будь так добр, принеси ему… ужин, наверное, и посмотри, что есть горячего? – Я кое-как отряхнулась, причем юбку было уже не спасти, выжала волосы, вопросительно взглянула на Лэнгли. – Сэр, может, вы хотите что-то еще?

– Не утруждайтесь, – он покачал головой и пригласил меня войти первой. – Горячий чай и сэндвич, сойдет и холодный.

Фил, бормоча точно так же, как и Арчи, закрыл за нами дверь. Я постояла, глядя, как теперь и на пол холла стекает с меня вода.

– Я временно занимаю кабинет госпожи Рэндалл, но…

– Нет-нет, госпожа Гэйн. Меня устроит любая комната.

И тут я поняла, что за смутное беспокойство меня терзало.

– Это весь ваш багаж, господин директор? – спросила я, указав на небольшой саквояж в руке Лэнгли. – Я боюсь, что… у нас нет нужного количества мужских вещей.

Лэнгли неожиданно рассмеялся. Это было настолько необычно – смех в этих стенах, что я вздрогнула и обменялась взглядом с Филом. Его тоже удивил этот смех, он даже приоткрыл рот. Но испуганно сглотнул и засеменил в кухню.

Я пошла по направлению к кабинету и просто ощущала, как Лэнгли, идущий за мной, смотрит мне в спину. В холле было довольно светло, но я не решилась посмотреть ему в лицо, мне казалось это невежливым. Когда я училась в университете, спокойно рассматривала людей, но то была другая страна и другие нравы, здесь же, в Дессийских Перевалах, обычаи были иными. Там, где я училась, никто не предложил мне такую выгодную работу, и я решила – почему бы не вернуться на родину. Забыв, что на родине университетское образование давало мне разве что возможность зарабатывать хорошие деньги легким и честным трудом.