Нина Малкина - Ментор черного паука

Я любила свою жизнь, любила свой дом, вечерние посиделки с отцом у очага. Говорили мы мало, но мне нравилось наблюдать, как он набивает трубку сушёными листьями табака, поджигает их и выдыхает горький дым. Мне нравились охота в знакомых пролесках и плеск рыбы в озере. Нравились заботливые горожане, которые так и звали меня маленькой Юной, несмотря на вполне девичий возраст.

Дни складывались в недели, недели – в месяцы, так мы и жили в нашем маленьком мирке.

И жили бы ещё долго, если к нам не наведался разноглазый господин.

Однажды к озеру Фарелби пришёл человек в плаще. Капюшон он не скинул даже за столом в доме, куда его пригласили хозяева. Я только смогла рассмотреть, что глаза у него чудные, разного цвета: один – фиолетовый, а другой – зелёный.

Странный был посетитель. Вызывал неприятное чувство. Какое именно, мне так и не удалось понять. Отец называл его просто – господином. Этот господин сообщил, что мою мать, Тезарию Горст, пытал и убил Кирмос лин де Блайт. Последние часы она провела в страшной тюрьме Квертинда – Зандагате, что находится на полуострове Змеи. Я сначала удивилась тому, что моя мама, оказывается, существовала и даже жила где-то в Квертинде, а потом сразу же расстроилась от того, что мне так и не удалось с ней познакомиться.

Я спросила незнакомца, в чём её обвиняли. Он повернулся ко мне и посмотрел так, будто впервые заметил, что в комнате есть ещё кто-то, кроме них с отцом.

– Не знал, что вы успели обзавестись потомством, Кем, – проигнорировал мой вопрос незнакомец.

Кем Горст в ответ стушевался. Мне в тот момент показалось, будто он стыдится самого моего существования. Таким я отца еще никогда не видела. От этого неприязнь к незнакомцу только возросла, и я поспешила его проводить, тем более что задерживаться господин не собирался. Прежде, чем дверь за ним закрылась, он успел рассмотреть меня своими жутковатыми глазами.

– Никогда не стоит недооценивать опасность человечности, – кинул мужчина на прощание.

Мне это ужасно не понравилось.

Было ощущение, будто он гадко обозвал меня. К тому же это совершенно противоречило наставлениям отца.

После его ухода отец достал крепкую настойку и долго пил. А потом сильно заболел. Просто лёг на кровать и больше не вставал. От горя. Я поддерживала его, как могла, но унывать мне было некогда – дел на озере всегда хватало.

Мне тоже было жаль маму, до слёз, но моя жизнь осталась прежней и оттого я поначалу легко пережила новость о её смерти. В отличие от отца. Кем Горст практически перестал со мной разговаривать, только молча смотрел в потолок и угасал на глазах. Я понятия не имела, как это исправить, поэтому старалась усерднее трудиться и всячески потакать ему. Но это не помогало.

Уныние и болезнь всё сильнее одолевали отца, а маленькая Юна змейкой вилась вокруг и, кажется, делала только хуже. Отец бессильно лежал на кровати, ничего не ел, а спустя пару недель и вовсе перестал приходить в сознание.

Доктор Колфин только руками развёл в ответ на мои испуганные просьбы о помощи и посоветовал готовиться к худшему.

«Чудес не бывает, Юна. А иначе твоему отцу не помочь», – сказал он у самого порога и зачем-то сунул мне несколько лирн.

Но маленькая Юна на то и была маленькой. Она верила именно в чудеса. И даже не удивилась, когда однажды, вернувшись домой с охоты, услышала голос отца.

– Тезария? – позвал он.

– Я здесь! – кинулась со всех ног к кровати, потрогала блестящий от пота лоб.

– Воды, – произнёс отец.

Кожа его была горячей от лихорадки, но глаза смотрели осознанно. Он узнал меня. Узнал и, кажется, расстроился, что я – не Тезария.

– Всё хорошо, отец, это Юна, – всё же напомнила я и поднесла край стакана к пересохшим губам.

Он сделал короткий глоток, перевёл взгляд куда-то в потолок, хрипло сказал «Амелия, прости нас» и умер. А я так и осталась стоять со стаканом воды в руках, ещё чувствуя его прерывистое дыхание на своих ладонях.

Помню, как задумчиво присела на край постели и попыталась понять, что же произошло. О чём говорил отец? Я никогда не видела смерть и, несмотря на болезнь, не задумывалась о том, что мой отец когда-то умрёт. И тем более не знала, что говорят в таких случаях.

Я слышала, что перед смертью просят прощения у богов Квертинда. Лежащие в своих постелях молились Девейне, богине мира и благополучия. Странники в пути – Вейну, богу свободы и ветра. Воины в пылу битвы просили о снисхождении Омена. Ещё я могла вспомнить Ревда – бога земли и природы. И Нарцину, богиню творчества и искусства. И Мэндэля, бога разума. И, конечно, Толмунда, кровавого властителя подземелья.

Отец при жизни не почитал никого из них – он никогда не был религиозен, иногда только упоминал какого-то создателя. Но богиню Амелию я абсолютно точно не знала. Может, ей поклонялась моя мать? О таххарийских нравах мне было ничего неизвестно. Странные мысли крутились в моей голове, я была растеряна.

Поставила стакан, развернулась и вышла из дома. На глаза попался мой охотничий лук. Я привычно перекинула его через плечо, прошла на маленький дворик с тренировочной мишенью и выпустила весь колчан стрел, одну за другой.

Пальцы дрожали, глаза были подёрнуты пеленой, поэтому в цель не попала ни одна стрела и холщовая мишень с красным кругом посередине осталась пустой. Я подошла и пнула ее. Мишень пошатнулась, но устояла. И тогда я начала что есть силы молотить её – ногами, руками, пинать, бить и даже царапать, до тех пор, пока она не превратилась в груду поломанных деревяшек и рваного полотна. Руки и ноги покрылись кровью и ссадинами, но я не плакала. Просто медленно опустилась рядом с обломками и закричала.

Гулкое эхо разнеслось над озером. Никто меня не слышал, и никто мне не ответил.

Только теперь я осознала, что осталась совсем одна. Отец был для меня единственным человеком, который всегда находился рядом. Маленькая Юна жила беззаботно, без целей и планов, просто доверяясь течению жизни. Но смерть оказалась ещё более злым вестником, чем взросление, потому что несла с собой не расставание, а потерю.

Не знаю, как долго я просидела над грудой обломков. Мне казалось, что время остановилось, но, когда темнота опустилась на Фарелби, я поняла, что оно всё ещё бежит вперёд и меня ждут перемены.

Отец Лонима, господин Рилекс, помог мне похоронить отца недалеко от дома, под старой ивой, ветви которой доставали до самой земли. Думаю, ему бы понравилось это место – укрытое, безлюдное, окутанное еле слышным плеском нашего озера.

И вот теперь я, Юна Горст, впервые в своей жизни вышла из дома в Ночь Красной Луны и во все глаза смотрела на небо. Впервые держала в руке одинокую свечу, отдавая дань памяти не только великим правителям, но и своему отцу.