Анастасия Пенкина - Мой темный опекун

Проклятье!

Зажмурил глаза, оседая на стул для посетителей.

Она не Пенелопа, напомнил я себе мысленно. Но это мало что меняло.

Кто бы мог подумать, что в девчонке всё же есть магия. К моей удаче и несчастью одновременно. Ведь магия, как и у Пенелопы, – светлая.

Едва ли это совпадение. Всё больше деталей указывало на чей-то хитроумный план. Кому и чем помешала малышка Пенелопа?

Я всё же конченый человек. Эгоистичный подонок. Но даже мне не стерпеть мук совести.

– Ты должен защищать её, Марк, – твердил отец одно и то же, – даже лучик света разгоняет тьму. Светлые нужны этому миру. А Пенелопа особенная светлая. Она изменит этот мир. Когда-нибудь.

Когда я был маленьким, слушался отца безоговорочно. Но, поступив в магшколу для мальчиков, узнал о светлых много нового. Это заставило посмотреть на воспитанницу отца другими глазами. Только я всё равно не мог ненавидеть её за то, что сделали её родители и сородичи. Пенелопа была озорным и весёлым ребёнком. Но всегда послушной воле опекуна. Она была доброй и отзывчивой. Её было сложно ненавидеть.

Годы шли, и мы росли. Я наблюдал, как из улыбчивой девочки маленькая светлая превратилась в девушку. В нежную, хрупкую, манящую своей красотой и чистотой. Такая желанная и запретная…

Да, я возжелал воспитанницу отца. Даже подобные мысли – кощунство. Мы не могли быть вместе. Союз тёмного мага и светлой – табу. Нельзя идти против природы и богов из-за прихотей тела. Мне оставалось только смотреть и ненавидеть девушку за её красоту. За пепельные волосы, волнистые пряди так хотелось пропустить между пальцами. За бездонные озёра голубых глаз, они прожигали насквозь. За губы, которые так хотелось целовать до исступления.

Закончив третью ступень обучения магии, я остался в Радужной академии преподавателем. Идиот, не хотел возвращаться домой и день за днём бороться с искушением. Но Пенелопа всегда отличалась прилежной учёбой и делала успехи как светлый маг. Немудрено, что она успешно постигла второй уровень магии, и отец отправил её постигать высшую магию.

Но тут я мог пытаться держаться от Пенелопы подальше. У меня это прекрасно получалось. Пока не пришло известие о кончине генерала Линдена на дальнем рубеже Радужного леса.

Я всегда знал, что этот лес погубит его. Каждый день он отправлялся туда, чтобы убить нежить или очередного монстра. Опасное занятие даже для такого закалённого войной вояки, как Варламус Линден. Но статус хранителя этого проклятого леса он воспринимал слишком серьёзно.

Палец обжёг холод металла родового перстня. От отца остались только кисть и эта побрякушка. Семейная реликвия, видимо, пришлась нежити не по вкусу. Я знал, что он так закончит, но всё равно оказался не готов.

Его смерть выбила меня из равновесия. Я замкнулся в себе и даже несколько раз напился до беспамятства. В один из таких вечеров Пенелопа и явилась ко мне. Проникла в преподавательское общежитие и просто постучала в мою комнату.

Помню, как открыл дверь. Впился в её лицо, скрытое тенью глубокого капюшона мантии, нетрезвым взглядом.

– Мне нужна помощь, – прошептала она.

Это было слишком. В тот момент я едва ли осознавал её слова. Но искушение было слишком сильным. Я просто прогнал девушку. Даже не выслушал.

После того раза Пенелопа ко мне ни разу не подошла. Не заговорила. И я не искал с ней встречи, пока не настал день оглашения отцовского завещания.

Мы должны были вернуться в замок отца. Но Пенелопа так и не явилась в назначенное время к месту перехода. А начав её искать – я нашёл Полину…

Оторвал взгляд от перстня и снова посмотрел на девушку. Спустя несколько дней знакомства я всё больше находил отличий. Мне казалось, что даже в чертах лица есть разница, пусть и несущественная. Не говоря уже о мимике и взгляде. Взгляд Полины был мягче. Если Пенелопа прожигала меня, то Полина затягивала как болото. Чем дольше смотришь на неё, тем глубже увязаешь. Они так похожи. Но в то же время слишком разные.

Я до сих пор удивляюсь, как нам удалось всех обдурить. На руку сыграло, конечно, то, что Пенелопа училась всего семь месяцев. Слишком близко её знали немногие, даже соседка по комнате не заметила подмены.

Первые дни в академии прошли спокойно. Полина посещала занятия и вела себя крайне осторожно. Молчаливый и печальный вид, который ей удалось сыграть, никого не удивил. После смерти опекуна Пенелопа действительно не улыбалась. Глаза были красными от слёз почти каждый день. Она не разговаривала с друзьями в столовой, обсуждая что-то, как прежде. Не проявляла инициативу на занятиях.

Ещё пара месяцев подобного поведения никого бы не удивили. Этого бы мне хватило. Но это было до того, как выяснилось о наличии магии у Полины. Ничего хорошего такой расклад не сулил.

Магия, если есть, просыпается в подростковом возрасте или раньше. Владение ею изучают в школах либо дома до восемнадцати лет. После проходят проверку на вторую ступень. Если потенциал позволяет, маг может учиться дальше. Радужная академия обучает магов третьей ступени, высшей. Таким уровнем обладают немногие, сюда поступают, когда исполняется двадцать один. Именно к этому возрасту «дозревает» весь магический потенциал.

Полина создала световой шар из чистой светлой магии. Я видел это собственными глазами. Это вышло спонтанно, не сомневаюсь, но со стороны всё выглядело иначе. Самое странное – на такое способны только очень сильные маги. Маги третьей ступени. Но Полина сказала, что магией вовсе не обладала.

Веки девушки дрогнули, ресницы затрепетали.

– У меня от тебя изжога будет, – выдала она первым делом. Я усмехнулся и закинул ногу на ногу. Скрестив руки в замок, посмотрел на Полину со всей строгостью, на которую был способен. В конце концов, она могла мне соврать. А как ответственный опекун я не должен позволять… Вот только Полина не моя подопечная. В её мире вообще не требуется опекать женщин до их замужества. У них нет подобных дебильных порядков, как она сама выразилась. Хотя в этом тоже она могла соврать.

– У тебя тяжёлый взгляд, тебе говорили? – спросила она, приподнимаясь на локтях.

– Нет, мне говорили, что у меня красивые глаза и что от моего взгляда подгибаются коленки.

Ничего не мог с собой поделать, но провоцировать её злость, за которой она так тщательно пыталась скрыть смущение, – чистое удовольствие. Койки в лазарете отделялись белыми ширмами, чтобы создать иллюзию уединённости. Но сейчас в больничном зале действительно никого, кроме нас с Полиной, не было.

– Какой же ты… – она фыркнула, недоговорив, и попыталась встать. Но я остановил её жестом.

– Есть разговор, сиди.

– Здесь? – удивилась она и помотала головой, осматриваясь. – Кстати, где это мы?