Ник Перумов - Гибель богов

Я проводил их взглядом, плотнее завертываясь в серый нищенский плащ. Что ж… место неплохое, чистое, рядом источник. Селение в полумиле, неподалёку лес, река. Теперь посмотрим, где можно будет устроиться. Пожалуй, вот здесь, за пригорком, чтобы не так тянуло от воды… Я развязал котомку и достал остро отточенный плотницкий топор. Через час у меня получился вполне сносный шатёр-балаган, на первое время, пока не обзаведусь жилищем попристойнее. И вообще, с мыслью о дворцах, перинах и подушках придётся на время расстаться. Я кое-как разложил свои нехитрые пожитки и отправился в хижину через дорогу.

– Можно войти? – Я осторожно постучал посохом о косяк. Вопрос мой задавался исключительно из вежливости: рассохшаяся и потрескавшаяся дверь всё равно стояла приоткрытой.

– Кого там тьма несёт? – ответил мне хриплый и слабый голос, лишь отдалённо напоминающий женский.

– Слышал я, ты родила сегодня, зашёл узнать, не надо ли чего, – пояснил я, не ступая за порог. – Воды там или дров… Я твой новый сосед буду.

– Ну, дела, – зло усмехнулись в темноте лачуги. («И откуда у неё только силы берутся?» – удивился я.) – Всю жизнь только били да пинали, слова доброго никто не сказал, а сегодня один за одним жалеть начали. Ну, ладно, заходи, посмотрим, какой ты там, жалельщик.

Из темноты раздался резкий и злой крик ребенка.

Селение, возле которого стояли наши хижины, звалось Йоль; чтобы поселиться в нём, новоприбывшему требовалось уплатить пошлину; кто не мог – не имел права обосновываться ближе полумили от крайних домов. Со Свавой, матерью моего Ученика, мы поладили быстро. Насколько я понял, настоящей нищенкой она никогда не была, о прошлом говорила неохотно, а я не допытывался и не старался вызнать своими средствами – что мне в нём! Вскоре она уже не могла без меня обходиться: у неё – мальчишка исходил криком, даже поев, в моих же руках – замолкал мгновенно и мирно засыпал. Вдобавок я нашёл общий язык с олдерменом Йоля, став пользовать за гроши людей и скотину. Потом предсказал погоду, посрамив деревенских знатоков, и к весне мы со Свавой уже могли бы жить в селении, но она отказывалась, не могла забыть оскорблений, а главное – такое положение входило в мои планы. Чем меньше свидетелей, тем лучше.

Надо признать: Свава оказалась никуда не годной матерью. Она настолько привыкла к моей помощи, что несколько месяцев спустя уже не то что просила – требовала деньги на хмельное. Я давал, чтобы иметь возможность возиться с Хагеном, названным так в честь погибшего у меня на глазах другого моего Ученика – Хагена из Тронье, приближённого королей Вормса, о чьей страшной кончине уже сложено немало песен. Вскоре мальчишка оказался всецело на моём попечении.

Прошёл год, богатый и изобильный, за ним другой… Хаген рос, вскоре начал называть меня «дедом», донимать бесконечными «почему», а затем, в один поистине прекрасный для меня день, когда ему только-только стукнуло шесть, заявил, что хочет уметь драться.

Я смог мысленно утереть честный трудовой пот – и начал учить его.

Спустя полгода Хагена уже боялись все деревенские мальчишки до четырнадцати лет включительно.

Когда ему исполнилось восемь, он взял жизнь своего первого врага – матерого волка, оказавшись против него с одним-единственным детским ножом.

А ещё через три года деревню сожгли за недоимки.

Пьяный стражник походя рубанул мечом Сваву, вцепившуюся в мешок с мукой, но и сам тотчас свалился, потому что Хаген рысью прыгнул ему на плечи с потолочной балки, без тени сомнения ударив воина пониже уха острым ножом. Я же всё это время пролежал как бы без чувств, прикидываясь, что лишился сознания, сбитый с ног стражником, когда тот врывался в хижину. Я молча наблюдал за Хагеном.

И он не подвёл меня. Его руки трясли мои плечи, он звал меня изо всех сил, но растерянность его длилась лишь секунды. Он схватил нужное снадобье из моего мешка – и я «пришёл в себя».

– Ты живой? Тебя не сломали?

Он стоял передо мной со свежей кровью убитого им человека на руках и злыми слезами в глазах.

– Слегка сломали, Хаген. Но это ничего, я поправлюсь. А ты – молодец.

– Как бы мы им дали, если бы ты не упал!

– Ничего, Хаген. Ещё дадим, отплатим за всё и за твою мать тоже. Но для этого надо учиться.

– Я буду! Буду! А ты… ты научишь меня?

– Конечно, Хаген.

Расставшись с Фроди и Гудмундом, Хаген поехал на юг. Если, пробираясь к Рёдульсфьёллю, его воины ещё встречали людские поселения, то ему не попадалось не то что деревень, но и ни единого живого существа. Только изуродованные чахлые сосны лепились по каменистым склонам глубокого ущелья, которым шагал его конь. Вороной жеребец хоть и повиновался наезднику, но временами начинал испуганно храпеть и упираться, и тогда Хагену приходилось спешиваться, успокаивая скакуна. Несмотря на немилосердно палящее солнце, тан не расставался с доспехами. Уже не один час его настойчиво преследовал чей-то враждебный и нечеловеческий взгляд. Чувствуя его, Хаген тем не менее не оборачивался. Нелюдь нападает либо сразу, либо не нападает вообще. В окрестностях Живых скал не встречались ни гарриды, ни хеды. Лишь морматы, людоеды-одиночки, кошмарные порождения Ракота времен расцвета его могущества, полуспруты-полуптицы, временами забредали сюда – забыться чёрным сном в Пламенной Котловине. И обитало здесь ещё одно существо, которое и искал Хаген. Конечно, насчёт Гарма было бы лучше всего посоветоваться с Учителем, но тот отправился в одно из своих загадочных путешествий, и до его возвращения – а он никогда не опаздывал – оставалось ещё два месяца.

С Псом, вскормленным в Хеле мясом мертвецов, необходимо управиться немедленно! Иначе… Волшебник говорил, что тогда Боги могут сойти с небес до Срока, а это означает крушение всех, с таким трудом осуществляемых замыслов! И пока вести не достигли Престолов Владык, он, Хаген из Йоля, тан Хединсея, должен в одиночку одолеть чудовище. Но кто же, однако, так упорно пялится ему в спину? Знают же, что к Живым скалам люди так просто не ходят – царящий в этом месте страх погонит назад любого, кроме лишь того, кто, как и сам Хаген, умеет Управлять и Подчинять. А нагло таращиться в спину владеющего этими умениями вот уже столько времени – зачем? Что за странная слежка – если это слежка? Или нашёлся какой-то молодой и глупый любитель человечины?

Тан выразительно попробовал лишний раз, хорошо ли вынимается меч из ножен; знаменитая голубая сталь не могла не остеречь преследователя. Её знали все, даже самые глупые гарриды и безмозглые хеды. Не говоря уж о Ночных Всадницах.

Однако упрямо упертый в спину чужой взгляд не исчез; Хагену оставалось лишь пожать плечами. Ладно, хочет смотреть – пусть пока смотрит. Взять крадущегося сзади нелюдя – можно, но тяжело, да и зачем? Вряд ли кто-то дерзнёт связываться со Старым Хрофтом, к которому и лежал путь тана. О Хрофте знали все, но мало кто осмеливался появляться в его владениях. Болтали, что у него какие-то дела с Орлангуром и Демогоргоном; эту же пару всё живое – исключая, конечно, Мудрых – боялось пуще смерти и позора: считалось, что они властвуют и над тем, и над другим. Потому-то Хрофт и имел дело со многими, со всеми, с кем хотел, а вот иметь дело с ним не отваживался почти никто. Хаген сильно подозревал – да и Учитель намекал, – что силы Живых скал подчиняются именно Хрофту. Долгими усилиями тот сумел создать себе небольшой уголок, в пределах которого оказался почти всевластен.