Алексей Наумов - Сновидец

– Слушаюсь, ваша светлость.

– И не скупитесь на золото! Я должна знать абсолютно всё о них обоих…

– Да, ваша светлость.

Едва мужчина удалился, как баронесса торопливо открыла медальон, висящий на её шее, и покрыла поцелуями крохотный портрет, находящийся внутри.

– Я найду тебя, мой мальчик! – горячо прошептала она. – Верь мне, я обязательно тебя найду.

Глава 5

Весть о Лунном Прорицателе из Мадраса мигом облетела столицу, и то, что она шла из уст самой баронессы Софии де Рюд, придавала ей особую ценность. Богачи наперебой приглашали великого чародея к себе в гости и платили огромные суммы за один часовой сеанс «Сновидения» и последующей трактовки их снов. Деньги потекли к Манчини рекой, в то время как Нандор по-прежнему получал по одной серебряной монете в день и даже представить себе не мог, какие богатства он каждый вечер уносит в старом саквояже. Шарлатан всё устраивал таким образом, что юноша сам никогда не видел клиента и не слышал, о чём с ним говорит Манчини. Он заходил в комнату, только когда очередной богач засыпал за толстой ширмой и шёпотом пересказывал свои видения «учёному», который с важным видом записывал их в записную книжку. Затем он удалялся и ждал своего друга в соседней комнате, до смерти пугая слуг, если те тревожили его. Однажды он даже выхватил свои кинжалы и стал выкрикивать жуткую тарабарщину, когда один настойчивый лакей попытался прикоснуться к нему пальцем. Бедняга так перепугался, что начал заикаться и его пришлось перевести в конюшню, потому что никто не мог понять, что он лепечет. После этого случая все слуги стали относиться к мавру с величайшим почтением и даже боялись взглянуть в его сторону, потому что по городу начал ходить упорный слух, что тому, кто потревожит помощника прорицателя, мавр немедленно отрежет язык своим чудовищным, зазубренным кинжалом…

После каждого визита Манчини рассказывал Нандору, что он вот-вот поймёт, как помочь его недугу, и что тому нужно потерпеть ещё совсем немного.

– Я невероятно близок к разгадке, – радостно щебетал старый плут. – Просто невероятно! Мне осталось сделать буквально один шаг. Полшага! Четверть шага, и я, то есть мы, будем у цели! Потерпите ещё чуть-чуть, друг мой, молю вас! Ещё самую малость!

Нандор охотно соглашался потерпеть ещё немного. Ему нравилась его новая жизнь. Манчини снял роскошный особняк на окраине города, и они жили там вдвоём, вдали от любопытных глаз. Слуги приходили утром и покидали дом вечером, так что ночью дом пустовал. Сам аферист предусмотрительно ночевал в самом дальнем флигеле, так чтобы юноша случайно не увидел его снов и ни о чём не догадался, но его опасения были напрасны – юношу устраивало абсолютно всё. Он сытно ел, долго спал, и накопил уже более 40 новеньких монет, среди которых попадались и золотые. Для него это было целое состояние, которое он, ко всему прочему, совершенно не мог потратить. Манчини не позволял ему выходить на улицу кроме как для поездки к его очередному «другу», объясняя эти предосторожности соображениями безопасности.

– Вы не представляете, до чего пронырливы эти шпионы, – говорил он. – Нам нужно постоянно держать ухо востро. Очень скоро, обещаю вам, мы закончим свои дела в этом городе и заживём спокойно, а пока наберитесь терпения и всё делайте так, как я вас учу.

Сам Манчини проводил дни весело и беззаботно, разъезжая в роскошных экипажах, посещая лучшие рестораны, театр, оперу и повсюду находил новых «клиентов». В его отсутствие Нандор не должен был покидать своих десяти комнат на втором этаже и держать все окна плотно зашторенными, а если он желал посмотреть на солнышко, то ему сначала следовало наложить грим, чтобы какой-нибудь праздный зевака не узнал в нём внезапно поблёкшего мавра. Что же касается слуг, то те и вовсе не знали, кому они прислуживают. Все распоряжения они получали заранее и в письменном виде, а двойное жалованье не располагало их к излишней болтливости. Хотя, несмотря на все эти предосторожности, пару раз они замечали в окнах второго этажа какого-то чёрного как уголь субъекта и догадывались, кто живёт в странном особняке, но их страх перед «ужасным чёрным варваром» был столь велик, что они держали язык за зубами, боясь и вовсе его лишиться. Одним словом, всё шло своим превосходно, и ничто не предвещало беды.

«Кажется, я неплохо устроился, – размышлял Нандор, важно прохаживаясь по своим роскошным владениям, облачённый в шёлковый халат, мягчайшие турецкие туфли и рассеянно обгладывая жаренную фазанью ножку в клюквенно-медовом соусе. – Определённо, так можно жить! Кто бы мог подумать, что я так хорошо заживу? Как же мне повезло встретить этого чудесного человека! Подумать только, не заболей я такой серьёзной болезнью, я бы никогда не оказался бы здесь. Да, наука это сила, что ни говори…»

Оставив ножку недоеденной, Нандор замирал у огромной вазы с фруктами, чтобы придирчиво выбрать себе персик, а затем ложился на софу, чтобы лениво насладиться сочным плодом.

«Хотел бы я, чтобы меня сейчас видели мои деревенские друзья, – думал он спустя минуту, отбрасывая в сторону едва надкусанный персик и беря в руки большую кисть винограда. – Теперь они едва ли бы стали потешаться надо мной. Ещё бы, из старого сарая с дырявой крышей я переехал в огромный особняк со слугами, в котором я ем, пью и сплю в своё удовольствие, и за всё это мне ещё платят по целой серебряной монете в день! Вот ведь удача так удача. Вот ведь везение так везение. То-то матушка обрадуется, когда я вернусь к ней с горой подарков и большим мешком серебра. То-то будет удивления…»

Юноша откладывал виноград и тянулся к пирожным, раздумывая какое ему больше хочется – кремовое со свежей малиной или шоколадное с белыми трюфелями.

«Теперь я понимаю богатых, – грустно вздыхал Нандор, держа в руках оба пирожных и задумчиво откусывая от каждого. – Делать выбор, когда у тебя есть всё, так утомительно…»

Юноша со вздохом откладывал пирожные и перебирался на кресло, чтобы выкурить сигару и выпить рюмку отменного коньяка.

«Да, жить хорошо!»

Тем временем Манчини со дня на день ожидал приглашения в королевский дворец. Мысленно он уже примеривал на себя герцогский титул и придумывал себе новое звучное имя, соответствующее высокому званию. Он даже заказал у лучшего столичного художника эскиз фамильного герба на дверцу своей кареты.

– И не скупитесь на позолоту, дружок, – напутствовал он мастера. – Пусть каждый видит, что перед ним настоящий дворянин, а не какой-нибудь проходимец! Пусть это будет самый большой и самый блестящий герб, на который вы только способны, так чтобы сам король втайне ему завидовал ему…

Всё было настолько хорошо и безоблачно, что когда Прорицателя из Мадраса арестовали средь бела дня в ресторане на главной улице, он так натурально возмутился, что сделал бы честь любому театру, сыграв на его подмостках роль несправедливо обиженной добродетели. Барон Жюльен, с которым аферист в этот момент завтракал, был страшно возмущён и грозился отправить сыщиков чистить свинарники, однако улики против Манчини были столь многочисленны и неопровержимы, что «чародея» всё же отправили в тюрьму, где к нему была приставлена самая надёжная охрана. Богатые друзья шарлатана собирались жаловаться самому королю, а барон Жюльен даже предлагал взять тюрьму штурмом и освободить «всемирно известного короля Магии и Волшебства», но когда при обыске особняка Манчини там были найдены пропавшие в Лондоне драгоценности, все поняли, как они жестоко ошибались. Помимо вещей, украденных в Англии, в доме также обнаружились некоторые драгоценности, исчезнувшие ранее в Милане, Вене, Париже и Копенгагене и прочих городах, где ранее гастролировал Манчини. После этих известий весь город забурлил с удвоенной силой. Тот же самый барон Жюльен, вновь потребовал штурмовать тюрьму, но на этот раз уже с тем, чтобы немедленно повесить «этого ужасающего лгуна и проходимца, который оскорбляет сей прекрасный город уже одним фактом своего существования…» Он приказал готовить виселицу на центральной площади и начал вооружать слуг мушкетами, так что не вмешайся в дело королевская гвардия, эта история могла пойти совершенно иным путём.