Елена Гарда - Книга I. Дар светоходца. Враг Первой Ступени

– Ты вообще что-нибудь помнишь? – снова вмешалась в разговор История. – Помнишь, перед тем как ты отключился, Каргер сказал, что это путь на несколько веков?

Кай напряг память. Если принять, что всё это было не сном, а ужасной необъяснимой явью, то он должен был помнить. Он был недвижим и опутан этим золотисто-голубым полем, и он без конца проваливался куда-то в другие эфиры, его отсекало от внешних звуков, но слова Каргера всплыли в памяти достаточно чётко, и он проговорил их вслух:

– «Этот путь на несколько веков… Велес, ты не оставишь его одного со всем этим…»

– Во-от! Этот, которого ваш Каргер назвал Велесом, тот медведь с рогами, он сначала сказал что-то типа «эти слишком много растратили, но это мы подправим» , и потом ещё «а тебе, дитя беспутное, здесь вообще-то делать было нечего» . Потом грохнул своим посохом и что-то сделал с ними, потому что они этот момент не помнят, а я не знаю. И потом все трое стали так выглядеть, – закончила История.

– Не понял, кто трое? Там было только три человека – дед с Музой и ты. Ты не изменилась.

– Кай, видишь ли, людей было трое. Но ты забыл… про…

– Ну… Птица ещё была…

– …и змея. – дед Егор скосил глаза в сторону балкона.

– Ты хочешь сказать… в смысле, вы хотите сказать, что она… что это?

– Карна. Которой и правда там было нечего делать, – сухо закончила История. – Может быть это всё из-за неё. С какого она на меня накинулась? И Каргер ваш погиб из-за неё.

Такого Кай точно не мог себе представить. Карна не выразила каких-либо признаков внимания к их разговору. Она хмуро смотрела в сторону, и этот вид ограждал её от навязчивого внимания не хуже, чем, к примеру, могло бы ограждать стекло террариума.

– Как змея может стать человеком?.. – это был глупый и в общем грубый вопрос, на который ни у кого не было ответа, Кай это понимал. Он точно показал себя полным идиотом и ему захотелось вернуть свои слова назад.

– Все мы носим маски… – услышали они тихий холодный голос из угла комнаты. От этого звука каждому стало не по себе. После чего Карна вернулась к состоянию безмолвного созерцания.

На балконе раздался шорох. В дверной просвет Кай увидел на перилах птицу, Мистику. Да, теперь это не спишешь на случайность или игры фантазии.

Муза встала, разгладив платье.

– Кай, нам всем надо многое обдумать. Многое ещё предстоит обсудить. Но не сегодня. Ты чуть не погиб. И нам очень не хватает… нам всем надо проститься с Каргером… – голос ей изменил, она произнесла его имя еле слышно. Сделав пару вздохов, она продолжила, – но если ты умрёшь с голоду, то получится, что нам с Егором Георгиевичем вернули молодость напрасно. Идёмте, пора завтракать.

Внезапно Кай ощутил дикий голод, просто невыносимый. И он был совершенно обессилен. Казалось, они разговаривали целую вечность, после этих откровений он чувствовал только ещё большее непонимание. Но к этому добавился тяжелейший груз – понимание вины за смерть Каргера.

Каргер-Каргер… Вот кого ему сейчас не хватало. Вот кто мог бы ему рассказать, что произошло на самом деле. Сколько лет он помнил деда, столько же рядом был и Каргер. Старый друг, молчаливый неприметный священник. Что он знал о нём? Сколько бы вопросов он ему сейчас задал?

Кай вздохнул и пошёл на кухню, Муза раскладывала пирог по тарелкам.

– Кай!

Он обернулся на голос молодого мужчины, который с этого момента заменял ему единственного родственника и опекуна, деда Егора.

– Вот, возьми. Это было у тебя в руке, когда мы тебя принесли домой. Я подумал, что это важно.

В руке деда блестел знак Каргера.

Кай взял знак Каргера в руки. В груди бешено застучало.

Сейчас при свете дня он мог его спокойно рассмотреть. Знак имел форму овала и выглядел очень старым. Он поскрёб ногтем по тёмному тусклому металлу с высеченными на нём золотыми символами. В верхней части в обрамлении лучей золотилась инкрустация в виде солнца; снизу вверх, через всё тёмное поле, к центру солнца восходили ступени лестницы. Лучи делали края вещицы довольно острыми. По окружности вилась какая-то надпись, но он не сумел её прочесть.

Он держал в руках эту вещь и ощущал дрожь. И в первую очередь подумал о походах крестоносцев или миссии Рыцарей Круглого Стола, – людей, связанных орденскими узами. В ночь гибели Каргера Кай заметил знак у него на груди. А потом, в самом конце, когда тот помог ему встать на ноги, Каргер вложил ему что-то острое в руку, значит то был этот рыцарский орден. Кай совершенно забыл о нём и мог потерять. И вот теперь дед Егор снова вручил ему волнующий дар Каргера.

Кай спрятал его в карман джинсов и отправился поедать свою порцию цветаевского пирога.

За завтраком, да и вообще в субботу, к событиям той ночи больше никто не возвращался. Каждый чувствовал определённую неловкость и не пытался завязать разговор.

Из того что Кай понял, обе гостьи, История и Карна в первую же ночь остались у Музы Павловны – она отвела девушкам по комнате, и те без возражений приняли приглашение. Казалось, что никто из них не понимал отведённой им роли, которая всё же Велесом задумана была, но и без этого у каждой было чувство, что именно сейчас им не стоит расставаться.

Кай жевал пирог и рассматривал женщин, собравшихся за столом.

Тори и Карна казались его ровесницами, может на год-два моложе. Муза, несмотря на своё строгое чёрное платье, выглядела просто потрясающе, он подумал, что было бы неловко обратиться к ней с прежним «БабМуз». Энергия двадцатилетней била в ней через край, но она казалась оживающей куклой, которой ещё только предстояло научиться быть человеком. Она никак не могла привыкнуть к необыкновенной послушности и живости своего нового тела, руки всё ещё по-стариковски искали опоры. Ноги, теперь обе совершенно здоровые, выбирали место для следующего шага, но телу уже это не требовалось. Беспрестанно хватая очки и через минуту снимая их или протягивая руку к вазочке с лекарствами, Муза всякий раз озиралась на окружающих. Разница в прожитых годах давала о себе знать не столько на психологическом уровне – ей надо было свыкнуться с таким чужим своим телом. Разрыв был очень большой.

Он перевёл взгляд на Тори – девушка, судя по всему, не испытывала дискомфорта, ни физического, ни психологического, находя пирог вкусным, компанию терпимой и приключение сверхзабавным. Она показалась ему открытым и жизнерадостным человеком. Благодаря её неумолчной болтовне, к всеобщему облегчению, никому из, по сути, незнакомых людей не приходилось из вежливости подстёгивать затухающий разговор.

Кай так же не упустил, что её прямолинейность иной раз коробила окружающих. Тори была резка, прямолинейна и даже временами заносчива. Особенно это смущало Музу Павловну, привыкшую к определённым границам в отношениях. У Истории же проблем с демаркацией не наблюдалось. И… странно… но это по какой-то причине очаровывало Кая ещё больше.