Надежда Задорожная - Спутник жизни

– Ты знаешь, мам, что я раньше точно была обезьяной, а ты была моей обезьяньей мамой. Мы жили в джунглях, ели бананы и вшей. – Эмми увлечённо болтала и всё крепче висла на маме, глаза её горели и становились какими-то дикими. – Ты чесала меня, и маленькие насекомые падали из меня, мы их ели, и это было так здорово. А наш папа, папа был здоровый бабуин, самый главный. Клаасс!!! – Эмми уже орала как безумная, и пока они шли до машины, которая была припаркована довольно далеко от клиники, несколько прохожих оборачивались, недоуменно смотря на девочку, которая была больше похожа на дикого зверёныша, чем на человеческое дитя.

Анна почти плакала, как будто у неё не осталось больше ни физических, ни душевных сил хоть как-то противостоять безумству происходящего.

Искренне сожалея, что нельзя говорить плохие слова вслух, и чертыхаясь в душе, Анна-Мария уже звонила Томасу.

– Это я, родной, спасибо тебе за доктора, мне стало легче, он сказал, что она абсолютно здорова, но я всё равно больше так не могу.

– Что такое? – недоумевал Том.

– Наша дочь сошла с ума, теперь она КА-ПУ-ЦИН, – растягивая слоги, поведала Анна и продолжила, даже не слушая, есть ли там вообще муж на другом конце. – В кабинете у доктора была обезьянка, и теперь она тоже примат, а ещё врач мягко намекнул заняться собой! Представь! Читать книги и всё такое! Алло, ты тут? – наконец решила уточнить Анна, вслушиваясь в тишину.

– Да, я тут, поговорим вечером, вот прям сейчас никак не могу, скажи какую книгу купить? Я заеду после работы, – заботливо, но уже немного напряжённо сказал Том. – Займёмся этим вечером. У меня очень важный проект, и я совсем никак не могу сейчас говорить. Пока, милая, если Эмми думает, что она обезьяна, это хорошо, пусть бесится, она же ребёнок. Подыграй ей, зачем всё усложнять. Целую. – И снова короткие гудки.

«У всех всё важное… – подумала Анна-Мария, стараясь изо всех сил не впасть в отчаяние, как у неё это порой бывало. – Что за вечное его это непробиваемое спокойствие. Придумай занятие, подыграй, попрыгай. Почему я должна это делать!.. а мне, а что мне??!»

Коверкая язык и тщательно скрывая свой гнев и раздражение, Анна обратилась к дочери:

– Милый капуцин, может, ты хочешь немного бананчиков? Давай заедем в супермаркет и добудем их там. А потом поедем к тёте Люси, удивим её твоим новым образом.

Эмми взбесилась ещё больше, крича на всю улицу:

– Бананчики, бананчики.

Единственное, что пообещала себе Анна-Мария, когда родилась Эмми, это то, что она никогда не будет жестоко обращаться со своими детьми, как это делал её отец. По любому поводу и без он раздражался так, что мог даже швырнуть чем-нибудь в девочек. Она вспомнила один случай, когда он дал ей такую затрещину за то, что она взяла его старый бинокль без спроса и утащила его в их дом на дереве. Ей даже пришлось несколько недель не посещать школу, скрываясь дома с синяками, потому что мама считала это постыдным, показаться на людях в таком виде. Анна так ненавидела родителей в те моменты, испытывая самые разные эмоции от обиды до благодарности, что жива, скоро вырастет и забудет этот дом. А иногда ей казалось, что она и правда виновата, и тогда девочка не понимала, что больше её гложет, чувство вины или отвращение к своему собственному отцу или к маме, которая постоянно провоцировала его на скандалы, повторяя, какое он ничтожество и почему он не может нормально их обеспечить. Сёстры плакали, когда они ругались, и убегали прочь, забываясь в играх и делая вид, что им никто не нужен.

Их мать так страдала и больше всего на свете хотела их защитить, понимая, что это не жизнь. И когда им было по 5 и 7 лет, она собрала вещи и увезла их навсегда.

Каждый раз вспоминая это, сёстры находили в себе силы не ненавидеть отца и мать, а просто благодарить их за то, что они никогда не повторят этого со своими детьми и мужьями, чего бы это им не стоило.

Сейчас они даже готовы были обнять его от всего сердца, но к сожалению, отца уже не было в живых, он умер через несколько лет после их расставания, захлебнувшись в собственной злости и ненависти. А мама была жива, она вышла замуж во второй раз, но уже за очень спокойного мужчину, который справлялся с её невыносимым характером. Рич заменил им отца и показал, как может быть по-другому.

– Ну вот, почти приехали. – Обратилась Анна к своей спящей дочери. Какая же она милая. Особенно когда спит. И как же хочется ей помочь…

Анна-Мария выключила двигатель машины и задумалась: «Почему все окружающие намекали на помощь себе, а не ребёнку?»

Вот он. Дом её сестры, маленький, белый, какой-то удивительно ровный и светящийся. Так он выглядел в любое время года. В чём секрет? Каждый раз она пыталась узнать какой краской окрашены фасады, но каждый раз Люси утверждала, что они красили последний раз их лет пять назад.

– Лююююси, Люсиндааа, это мы, – позвала Анна сестру.

Анна-Мария внесла спящую Эмми на руках, аккуратно положив её на диван в большом холле, где повсюду были расставлены сувениры из разных уголков мира.

Не дождавшись ответа, она отправилась на поиски вечно релаксирующей старшей сестры. Она поднялась на второй этаж по красивой винтовой лестнице цвета спелого персика, перед этим дважды прокрутив замок входной двери и ещё накинув цепочку. Нужно сказать, что старшая сестра никогда не закрывала свой дом, полагаясь на волю случая и доверие к миру.

– Какой же бред… – думала Анна-Мария, проверяя закрыта ли дверь.

Несмотря на кардинальную противоположность характеров, они были очень привязаны друг к другу.

Обнаружив Люсинду, лежавшей на полу в клубах дыма и среди тонны свечей с абсолютным счастьем на лице, Анна закашлялась, вспомнив их путешествие на Гоа, после которого запах благовоний ещё долго её преследовал.

– Если бы я хотела жить в ашраме, я бы там и жила, – думала про себя Анна. – Как она так может, просто лечь и забить на всё… Хотя на что? Грязной посуды я не заметила, что естественно, она же почти не ест. – Анна подняла ногу, развернув пятку к себе, убедившись в её чистоте. – В этом доме нет даже пыли… Почему же у меня вечно дом вверх дном. Есть же какие-то дела, обязанности, кормить же всех нужно, работать в конце концов!

Анна-Мария начала заводиться и не понимала, на кого она больше злится, на свою сестру с её нирваной или на себя, которая прилагает неимоверное количество усилий, чтобы просто жить.

Блаженное лицо, торчащее из-под пледа с расцветкой диких лесных канареек, приоткрыло один глаз и расплылось в ещё большей улыбке.

– Оооо, я так рада, – и слёзы радости потекли по её щекам.

– Люсинда, прошу тебя, что за концерт ты вечно устраиваешь, пожалуйста, ну возьми себя в руки, как так можно! – разозлилась Анна на сестру.