Виктор Тарасов-Слишин - Исповедь колдуна. Трилогия. Том 1

На четвертый день позвонила из Дудинки жена и я только огромным усилием воли смог сделать так, чтобы мой голос звучал как обычно и она ничего не заметила. Помогли дети, буквально выхватившие у меня из рук телефонную трубку. Наперебой они сообщали маме, как они дружно ходят с бабушкой на фазенду и помогают там кормить Дуську, поливают грядки и лакомятся первыми ягодами смородины.

В конце концов, я помирился бы с аномалиями своего нового человеко-видения, если бы не постоянный шум в голове. На шестой день я не выдержал. Выпросил у матери упаковку димедрола и разом проглотил все таблетки. Они подействовали не сразу. Сначала я почувствовал как пропадает, становится слабее, измучивший меня гул, а потом медленно погрузился в блаженное небытие…

Мать, не в пример ребятишкам, видела, что мне в последнее время приходится не сладко. Я не говорил ей о причине моих мучений, объяснял все головной болью, молчал, но внешний вид все равно говорил лучше моих слов. В первый день они привела ко мне нашего соседа по лестничной площадке – врача. К моему удивлению, спокойный толстячок, сосед Сашка, оказался врачом – травматологом. Он обнаружил у меня легкое сотрясение мозга. Совет несколько дней полежать я принял, но даже соседу не рискнул рассказать правду.

Упаковка димедрола помогла. Я проспал всю ночь и день. Проснулся только вечером. В квартире было тихо. Видно мать, жалея меня, не дала детям меня будить и, от греха подальше, ушла с ними на фазенду на целый день.

Я поднялся с постели, чувствуя себя бодрым и хорошо отдохнувшим. В широкое окно комнаты било солнце. За окном виднелась чистая голубизна неба. Я неторопливо прошел в ванную, умылся и вышел на кухню, прислушиваясь к собственным ощущениям. Шум в голове исчез. После суточного сна измученное сознание нашло способ избавиться от помех и теперь в нем царила благодатная тишина.

Выздоровел! – обрадовался я. – Слава тебе, господи! Впервые за последние дни я почувствовал зверский аппетит и стал шарить в холодильнике материны заначки. За дверью квартиры послышался звук шагов, скрежет поворачивающегося в замке ключа и скрип открывающейся двери. Первой вошла дочка.

– Папочка! – закричала она, увидев меня на ногах. – Ты проснулся. Нам баба не дала тебя будить! – и она бросилась ко мне.

Пока Юля не видела меня, цвет ее лица и рук был нормальным. Но стоило ей увидеть меня, как дочкино личико покрылось нежным, с переливами, зеленым облачком. Я вздохнул. Цветоощущение осталось аномальным. Ладно. Пусть будут вокруг людей цветные облачка. Главное, исчез ужасный шум чужих мыслей в сознании. Я наклонился, поднял дочь на руки, прижал к себе. Тут же ко мне на руки запросился Володя.

– Все в порядке, маленькие! – сказал я детям. – Можете считать, что папа выздоровел!

Мать с сомнением посмотрела на меня, но мой вид успокоил ее. Тем более, что я с жадностью набросился на еду. В следующие дни я, совсем было, успокоился. Странные цветовые ощущения и светящиеся ореолы вокруг людей почти не мешали мне жить и я решил, что выпутался. Оказалось, что я ошибся. Беда пришла с другой стороны и коснулась она сына.

Случилось это примерно через неделю после того, как я избавился от шума. Мы были на фазенде и задержались там с делами до вечера. Ребятишки играли во дворе, а я сидел в сарайчике перед раскрытой дверью и насаживал топор на новое топорище.

Внезапно обстановка сарая и инструмент, который я держал в руках, исчезли. Все заслонило четкое видение огромных коровьих рогов, широченного коровьего лба в шерстяных завитушках, которые стремительно надвигались на меня. Невольно оторопев, я услышал задыхающийся шепот сына:

– Коровка, не надо. Не бодай меня… – и тут же пронзительный крик: – Па-апоч-ка!..

Я почувствовал, что лежу на асфальте улицы, что меня с каждой секундой все сильнее прижимает к нему огромный коровий лоб, как хрустят под навалившейся тяжестью ребра.

– Папочка! – прошептал сын.

И картина, заслонившая от меня действительность, стала меркнуть. Я понял сразу, что проследил, как сын открыл калитку и удрал на улицу. Выскочил из нее именно в тот момент, когда по улице возвращалось домой стадо. Здесь, на окраине Уяра, многие хозяева держали скот: коров, овец, коз. Каждый вечер стадо шло по нашей улице, и я знал, что в нем есть пара коров с дурным нравом, наверняка, на сына напала одна из них.

Когда видение стало меркнуть, отчаяние охватило меня. Я не задумывался над тем, каким образом оно вошло в мое сознание. Я просто знал, что все это происходит в действительности. Сын терял сознание, а я находился слишком далеко, чтобы успеть помочь. И тогда, не задумываясь над тем, что я делаю, я собрал в кулак всю свою силу и толкнул ею в коровий лоб!.. Позже соседка, которая видела все, что случилось с сыном, утверждала, что ее Майка отлетела от лежавшего на асфальте ребенка, как будто отброшенная в сторону нечистой силой и, замычав от боли, опрокинулась на спину.

Я же вскочил с места и помчался на улицу со всей возможной скоростью. Сын действительно лежал на асфальте улицы, а метрах в семи от него валялась на обочине светло-серая корова, которая мычала и болтала в воздухе копытами. К сыну с причитаниями спешила соседка баба Дуся, но я опередил ее. Володя лежал на асфальте бледный, с закрытыми глазами. Он был без сознания. Я подхватил сына на руки и понес его к своей калитке. На душе творилось черт-те что. Пока я нес сына, он пришел в себя и я услышал тихие всхлипывания.

Недаром говорят в народе: пришла беда – отворяй ворота! С того дна моего сынишку как подменили. Он стал на удивление тихим, робким, редко улыбался и совершенно перестал проказничать. Теперь он часами сидел в уголке и его не было слышно. Все это мне очень не нравилось, но что я мог поделать? Приглядываясь к Володе, я все чаще замечал в окутывающем его прозрачном облачке черную тень глубоко скрытого в подсознании пережитого ужаса.

На третью ночь начался кошмар, который перепугал меня окончательно. Мы, все трое, спали в маленькой комнате, выходящей окнами на восточную сторону пятиэтажки, на двух кроватях. Около двух часов ночи я проснулся от дикого крика. Кричал Вовка. Я соскочил с постели, зажег в комнате свет, поймал падающего с кровати сына. Он не узнавал меня, кричал, закатив глаза, ужем выскальзывал из моих рук. Я не мог его удержать. Сын извивался, выворачивался с неожиданной силой и визжал от преследующего его ужаса.

То, что я смог принять из его сознания, подавленного кошмаром, не поддается описанию. Какие-то желто-красные спирали, вращающиеся со все возрастающей скоростью и сопровождающий это вращение все усиливающийся ужас. Когда сын обессилел настолько, что не мог больше кричать, он на минуту пришел в себя, посмотрел на меня тусклыми глазами.