Михаил Михеев - Черный маг

А вообще, если совсем уж честным быть, главное – не унывать и даже в этом сплошном минусе искать плюсы. Простейший пример. У меня резко сократились потребности, а зарабатывать я при этом меньше не стал. Начальство-то меня ценило – я считался ценным сотрудником, да и то сказать, в двадцать пять лет стать заведующим лабораторией сталей и сплавов на не самом маленьком заводе не у каждого получается. К тому же наш завод был экспериментальным – сложное мелкосерийное производство и все такое, поэтому требования к сотрудникам были соответствующие. У меня в подчинении, кстати, были деды под шестьдесят, с колоссальным опытом, до которых мне во многих отношениях расти и расти – а вот поставили, и я, что интересно, справлялся. Правда, не последним доводом в пользу моего назначения стал тот факт, что я, в отличие от большинства таких вот спецов, почти не пил, но, вне зависимости от причин, результат остается результатом, должность должностью и зарплата зарплатой. И директор нашего завода не стал меня увольнять, как сделали бы на его месте девять из десяти начальников, а лично приехал, пообещал (и обещание сдержал), что за лечение будет платить завод, зарплата сохранится, дал ровно год на то, чтобы я пришел в себя, и сказал, чтобы после этого я выходил (или выезжал, хе-хе) на работу – мол, головой работать и сидя можно. Вот через неделю мне и предстояло на работу выезжать, и этого дня я, честно признаюсь, боялся.

Я всегда боялся выглядеть слабым и беспомощным. Наверное, со школы – в классе я был самым мелким и затюканным – класса до восьмого, примерно. А потом резко вырос – за одно лето на голову. А что вы хотите? Утром, часиков в шесть – на рыбалку, два километра на веслах, а потом обратно, но уже против течения. Потом в лес, пешком – это прогулка в десяток километров. После обеда снова на рыбалку, и так каждый день. Хочешь не хочешь, а накачаешься. Сейчас я понимаю, что покойный дед специально меня так загружал, да еще и умудрился так это преподнести, что нагрузки эти я принимал добровольно и с радостью. Ну а осенью, когда меня попытались, как обычно, оскорбить, я начал учебный год, сломав одному челюсть, а второму пальцы и даже не понял, как у меня это получилось.

Был скандал, но мать, женщина тихая и на редкость спокойная, встала тогда на дыбы и заявила классной: «А почему, когда били его, вы молчали, а когда он стал кулаками махать, завизжали, как крыса?» В общем, я получил двойку по поведению и закончил уже другую школу. Но тогда я понял простую вещь: если не хочешь, чтобы тебя унижали, – будь сильнее других и умей бить первым. Тогда я и занялся самбо, проигнорировав более «продвинутые», популярные и дорогие виды единоборств вроде карате или кунг-фу. Школа самбо в нашем городке была достаточно сильная, и три года в школе и пять лет в институте я упорно тренировался и достиг некоторых результатов. Первый разряд, конечно, не бог весть что, но тоже показатель, да и для реальной схватки большего не требуется.

А сейчас я боялся – как ни крути, а чувствовать я себя буду неполноценным… О-па, а ведь это как раз комплексом неполноценности и называется. Слабак!

Разозлился я на себя очень и так увлекся матерными мыслями по поводу своих комплексов, что едва не пропустил событие, изменившее чуть позже мою жизнь. Однако пропустить все на свете мне не дали – в дверь комнаты, закрытую на собачку, деликатно постучали, и голос матери произнес:

– Паша, тут к тебе пришли.

– Скажи им, чтобы убирались к черту! – ответил я, и в следующий момент до меня дошло, что матери дома не было. Это что, уже глюки?

– Вы меня простите, молодой человек, – ответил, просачиваясь в комнату, среднего роста мужчина без особых примет, – но к своему коллеге я не пойду. Мы с ним, э-э-э… скажем так, не ладим.

Почему-то, несмотря на стилизованную вежливость, фраза звучала издевательски. Вообще, я никому с собой так разговаривать не позволял, а вот в последнее время привык. И все же что-то было явно не так.

Мне очень захотелось протереть глаза – мужик не вошел, он именно просочился, так, как будто пластиковая дверь из монолитно-твердой стала вдруг напоминать желе, через которое при некотором усилии можно было пройти. Мужик увидел мою удивленную физиономию и со вздохом развел руками:

– Да, знаю, неаппетитное зрелище – сквозь современные материалы очень сложно проходить. Будь здесь дерево, камень или металл, я бы и не заметил препятствия, но сквозь эти вредные для здоровья полимеры протискиваешься с трудом.

– А кто вы, собственно? – спросил я.

– Я? Вы недогадливы. Хотя, конечно, состояние шока, в котором вы пребываете, вас извиняет. Нет, я не фокусник. И не шаман-колдун. Кстати, в вашем мире и те и другие в большинстве те еще проходимцы, дурят народ почем зря, а сами кроме сценических других талантов не имеют. Хотя, конечно, бывают исключения, бывают… Но редко. И, кстати, я не привидение, хотя, на вашем месте, я бы не относился к ним так уж пренебрежительно, среди них попадаются очень опасные твари. Да, голос вашей матери я подделал, чтобы вы не запаниковали раньше времени. И я не читаю ваши мысли – у вас просто все на лице написано. Простите великодушно, но я – бог.

– Создатель, что ли? – спрашиваю первое, что приходит на ум. Не потому, что это меня и впрямь интересует, а просто сидеть и молчать сейчас еще хуже, чем задавать идиотские вопросы.

– Нет, не тот у меня ранг. Я просто бог, у меня, в отличие от создателя, возможности огромны, честно скажу, но не бесконечны.

– Заливаешь.

Тут он рассмеялся, искренне, задорно, а потом, резко оборвав смех, ответил:

– Я бог. Артас Питерский. Так что ты мне не тыкай, молокосос, а обращайся соответственно.

Насчет богов – так я твердый в своих убеждениях атеист, поэтому усмехнулся только.

– Питерский?

– Ну да. А что тут такого? Есть же всякие московские проходимцы, так чем Питерский тебя не устраивает?

Ну, чем питерский проходимец отличается от московского, я уточнять не стал. Вместо этого спросил:

– Ну и что, спрашивается, богу от меня понадобилось?

– А если скажу, что жалко стало, – не поверишь?

– Прости, нет. Если ты и впрямь бог, мы с тобой существа настолько разного уровня, что жалеть меня смешно. Я вон тоже комаров не жалею.

– Логично мыслишь, смертный, – и опять смеется, зараза. – Смотри сюда.

Смотрю – а обстановка-то изменилась. Сижу я на полу в комнате, большой, шикарно обставленной, с камином, в котором дрова горят, а прямо передо мной сидит на старинном, с гнутыми ножками стуле этот самый мужик. И тут до меня дошло, что же мне с самого начала не нравилось, вот только понять не мог что. Не то, что он сквозь дверь вошел, а во внешности его дело. Нормальная такая внешность у человека, обычная и в то же время – необычная. Почему необычная? Да потому что он средний кругом. Средний рост, среднее сложение, лицо абсолютно незапоминающееся, даже волосы – и те неопределенного цвета. Сидит верхом на стуле, подбородок на руки уложил, руки на спинке стула, и с интересом на меня смотрит. Ну, я тоже на него посмотрел.