Виталий Башун - Звезда конструктора

Вчера мы с Лю наконец-то закончили работу, которую мне пришлось переделывать, начиная все с самого начала, раз пять, не меньше. Амулет, по описанию, представлял собой перламутровое яйцо, стоящее «носиком» на малахитовой подставке, сантиметров примерно двенадцать в высоту и восемь в самой широкой части.

Сначала я хотел сделать переливы света прямо на яйце. Пусть, думал, просто светится разноцветными полосками, бегущими сверху вниз. Потом решил их изгибать. Потом переплетать между собой. Получалось очень красиво. Но когда усвоил курс лекций Иохима на тему построения оптических иллюзий, выбросил старые расчеты и занялся новыми. Рассчитал все заново, сделал макет, получилось намного лучше, но… мне не давала покоя мысль, будто я упускаю некую важную деталь. Что-то такое, без чего коллекционеры не воспримут амулет как тот самый. Древний. Переливы света получились фантастически красивыми, но… и только. Никакого воздействия на слушателей помимо эстетического они не оказывали, а в каталоге однозначно сказано про благоприятное воздействие. Где ж его взять? Чем воздействовать? Не щекотать же слушателей? А что? Тоже воздействие. Кто скажет, что неблагоприятное?

И тогда я обратился за помощью к девушке. Лю с радостью согласилась и охотно впряглась в работу. Мы с ней по самые уши погрузились в эксперименты со звуком и светом. Делали «на живую нитку» модель амулета, приглашали подопытных, в роли которых выступали все обитатели домика дедушки У (кто был дома на тот момент), воспроизводили разную музыку из записывающего кристалла и активировали «яйцо». Затем я рассказывал Лю о том, что вижу в ауре людей, а девушка делилась впечатлениями о том, кто что чувствовал в тот момент.

Даже если бы не мое стремление заработать на этом деле приличные деньги, нам стоило бы заняться им, поскольку оно нам много дало в сфере понимания процессов, происходящих в человеке. Единственное, о чем сожалела Лю, – это о том, что я никак не могу прийти в академию на практические занятия. А хорошо бы не только чувствовать, что происходит в человеке, но и видеть его ауру. Разумеется, все не так уж просто. Даже очень непросто. Так же «просто», как двум одноногим инвалидам – один без левой ноги, другой без правой – научиться ходить в обнимку не менее ловко, чем хотя бы маленький ребенок на двух ногах. То, что каждый делает, не задумываясь и привычно, нам приходилось подробно описывать с помощью множества слов так, чтобы партнер тебя понял. Надо ли говорить, что к завершению работы над амулетом мы с Лю понимали друг друга с полуслова?

Всего мы сделали аж четыре штуки – пять, мне показалось, будет слишком нахально. Настала пора предложить наше творение тем, кто сможет (и захочет) его купить, а тут и забота бабушки Сон подоспела. Хотя мне кажется – на эту тему она говорила уже давно, да мы с ее внучкой, не сговариваясь, нетерпеливо отмахивались от ее заботы, как от надоедливой мухи.

Однако прежде всего не мешало бы выполнить свои обязательства перед маркизом. За эти пять месяцев затворничества, когда практически совсем не выходил в город, я его ни разу не видел. Как честный человек я должен был отдать ему каталог, который брал всего лишь до зимних испытаний в академии, и продать партию амулетов-молний. Во-вторых, надо было обкатать новенькую магодвижимую повозку, которую я купил три месяца назад. Кстати сказать, Дин с ней быстро освоился, и у меня, точнее, у моей новой маски, появился личный шофер. А то я голову сломал, кого бы нанять. Стоило заикнуться дедушке У, как водитель моего современного транспортного средства моментально нашелся. Тем более Дину идея освоить управление показалась настолько блестящей, что он долго благодарил нас, будто мы вместо работы предложили ему несказанно интересное развлечение. Парень дневал и ночевал в арендованном гараже, осваивая безлошадный и, к слову сказать, безышачный экипаж.

Однако на встречу с другом я отправился в наемной карете. Не хотелось излишнего внимания и кучи немых вопросов друзей: «Откуда это у тебя?! Кто ты есть, таинственный первак?!»

В кабаке – в другом, не в том, где проходила первая встреча, – мы со Стоврусом обнялись, похлопали друг друга по плечам, я поцеловал ручку Силоре и вместо ответа на животрепещущий вопрос: «Где ты пропадал?» – спросил сам, как они поживают. Все ли у них в порядке и не ожидают ли они прибавления маленьких маркизят в славном семействе Варрабских?

– Др-р-рать мою кошку, Гар! Не надо по больному. Силора должна закончить обучение, получить диплом, и уже потом мы вплотную займемся приумножением славы нашего рода. Я пытаюсь убедить ее, дескать, можно бы и раньше, а она ссылается на сложности с выпускными испытаниями, на то, что дипломная работа никак не дается, и на возможные в связи с этим зверства преподавателей… др-рать их кошку. Ты лучше скажи: приходил твой охотник? Амулеты принес?

– Пришел и принес. Двадцать штук. Все будешь брать?

– Все, конечно. И так на всю родню не хватит. Не знаю уж, как от обиженных отбиваться, др-рать их кошку. Плохо я считал, когда с тем агентом договаривался. ТС за глаза и за уши хватило бы трех штук. Цена, кстати, та же? А то, честно скажу, десяток я и по шестьдесят могу купить, чтобы и тебе, и мне…

– Нет. Договаривались на пятьдесят, значит, по пятьдесят и отдам.

– Твое дело, др-рать мою кошку.

Маркиз достал кошель, набитый золотом, и выложил его передо мной. Я, в свою очередь, передал ему коробку. В момент передачи я всей кожей ощутил чье-то внимание к нашим персонам. Может, сказалась совместная работа с Лю, а может, и просто чутье загоняемого зверя, но я даже ощутил примерное направление взгляда. Рассеянно оглядев зал, я определил минимум одного подозрительного субъекта. Хоть и не очень понимал сущность тонких изменений в ауре, зато крупные мазки малярной кистью… х-м… по картине мастера видел четко. Выглядел Внимательный самым обычным пьяницей, почти на грани приличий для местного храма обжорства, как по одежде, так и по поведению. Его равнодушный, донельзя скучающий и рассеянный взгляд обыденно скользил по залу, не останавливаясь ни на ком конкретно. Ну, сидит себе человек (полуэльф или полуорк – не разглядеть), привычно принимает свою ежедневную дозу, и ни до кого ему дела нет. Скука и серость трудовых будней. Однако его аура откровенно вопила о напряженной умственной деятельности. Будь гуляка ученым, углубившимся в обдумывание мировых проблем, ему не надо было бы скрывать свою задумчивость. Так что до конца нашего разговора я ненавязчиво поглядывал на него и смог-таки вычислить сообщника.

Я распрощался с друзьями, шепнув на всякий случай Стоврусу о слежке, и направился домой. За мной пошел сам Внимательный, а за друзьями – его напарник.