Михаил Катюричев - Эквилибрист. Путь долга [litres]

– Это «кр-р-райс»! – Сашка только недавно научился выговаривать эту букву и страшно гордился.

– И ты знаешь, как он ходит? – Взгляд маршала потеплел.

– Он не ходит, он прыгает! Вот так: ап! Ап! Ап! Р-р-р.

– На удивление смышленый ребенок! – восхитился маршал. – Сколько ему? Всего четыре? И он действительно умеет играть в альбак?

На столе «крайс» догрызал неудачливого «пехотинца».

– Половину набора мне расколотил, пришлось научить, – пытаюсь скрыть законную отцовскую гордость за суровостью тона.

– Пожалуй, нам найдется о чем побеседовать с этим юным сеньором. – Сэр Дитрих снова улыбнулся, но тут же стал серьезным. – Я позабочусь о них, мэтр, что бы ни случилось. Даю слово.

Кошмар танцевал, перемешивая свежий, только выпавший снег с серой январской грязью, нервно встряхивал головой и косил на меня лиловым глазом. Чувствует. Да даже Ниа почувствовала что-то. «Папа, в чем дело? Ты слишком нервничаешь». Папа не нервничает – он в ярости. Потому что сигнала было два. Потому что он уже десять минут заставляет дайхора топтаться на перекрестке, хотя даже вспоминать не должен о той, которую… которая уже никто и звать никак. И какое ему, к черту, дело до этой нелюди? Добить разве что. Невозможно сравнивать долг перед вассалами, долг перед государством и эту… Прах и пепел! Да пошло оно все к черту! Рывком поводьев разворачиваю Кошмара на юг. Замок какое-то время удержат и без меня. Привычная дрожь во время перехода, пыль из-под копыт ездового монстра – дорога каждая минута.

В замке тай-Валентайнов царят ужас и паника. На бегу поприветствовав леди, рвусь наверх, краем глаза отмечая следы крови на лестнице. Похоже, мясорубка тут была знатная. Старый барон только и может прошептать трясущимися губами: «Д-демон». Растолкав толпу, врываюсь в комнату, чуть не споткнувшись об обломки двери. Кровь на полу, на стенах, перевернутая мебель и тело в черно-синем мундире. Горло разорвано, на груди – окровавленные лохмотья, но пальцы сжимают обломок меча. Присев рядом, закрываю мертвецу глаза. Здесь нет такой традиции, но… Прости, Тео, ты выполнил свой долг до конца. Спасибо. Не твоя вина, что противник оказался сильнее.

Поймав в холле капитана гарнизона – единственного, кажется, человека, который пытался хоть как-то организовать перепуганных людей, выяснил подробности и внешний вид демона. Что ж, трехруких монстров, похожих на ящерицу, я знаю немного, да и описание человеческого облика совпадает. Приехал Эрмонд Дайрен, как и полагается приличному человеку, в карете. Это обратно он уже прорывался, сменив облик.

Бородач еще пытался рассказать какие-то подробности, но я отмахнулся. Тень уже взяла след, а остальное значения не имеет.

Придя в сознание, Тин не сразу поняла, где она – темно, трясет, саднит шишка на затылке. Последнее воспоминание – падающий Тео и смазанный силуэт рахуден. Гер-рахун – опасные противники, даже будь ты на пике силы, а уж сейчас, на последнем месяце, когда весь огонь… Огонь! Вот что не давало покоя, свербя где-то на краю сознания! Ненавистные серебристые браслеты перекрыли доступ силы. Жар выходил наружу, но не пополнялся, резервы организма таяли. Тин замерла от ужаса, лихорадочно пытаясь вспомнить уроки из полузабытого детства, создать хоть какой-то «кокон», и гнала, гнала все силы туда, где потоки силы питали новую жизнь. Поудобнее устроив огромный живот, стараясь не обращать внимания на тряску и ледяной холод браслетов, Тиана перенаправляла внутренние потоки, погружаясь в транс, оставляя лишь самый минимум, отдавая все детям, чтобы продержаться еще немного, еще день, еще час.

Карета остановилась. Открывший дверцу рахуден даже не стал менять облик на демонический, демонстрируя полную уверенность в безопасности. «Дайрен», – вспомнила Тиана его имя.

– Прошу вас, моя милая. – Выродок-гер помог Тин выйти из кареты, придержав за локоток. Даже в человеческом облике хватка у него была стальная, о сопротивлении не стоило и думать.

Тин огляделась. Странное место: лес вокруг черный, недобрый, заросшие травой развалины каменной ограды, здание сохранилось лучше, но тянет от него чем-то, от чего на пальцах невольно появляются когти. Воины сопровождения – а их не меньше двух десятков – уводят лошадей в сторону, снимают седельные сумки, расходятся по округе – видно, не в первый раз тут. Фрайхер же тащит к основному зданию. Внутри пыльно, крыша кое-где обвалилась, но стены кажутся еще крепкими. Колонны, поддерживающие балкон по обеим сторонам зала, заросли странными черными плетями, кое-где выкрошились. Деревянная лестница, ведущая наверх, белеет свежими спилами – неровный мазок в картине вечного увядания.

– Как вам это скромное пристанище? – прямо-таки светская беседа. – Здесь уединенно – редкий дурак рискнет сунуться так далеко в Хейтевальд. Самая лучшая моя находка, храм Бхайрава, забытого бога! И сегодня Бхайрав поможет мне, явив свою силу. Осталось недолго. Великий получит жизнь нерожденного ублюдка и сможет разорвать узы Кайтаны. Ты родишь мне наследника, а не жалкого полукровку. Смешно – темный выродок отобрал у меня сына, а теперь его жена родит нового.

Отпустив руку, фрайхер начал расхаживать туда-сюда, возбужденный этой мыслью.

– Я даже надеюсь, что он услышал тот сигнал и придет. Чтобы ты своими глазами смогла увидеть, насколько ничтожен он по сравнению с истинным потомком Раху.

Дайрен отвлекся, раздавая указания своим воинам, а Тин тяжело опустилась на пол. Сигнал? Что-то такое пробивается сквозь тяжелую муть. Но как, ведь у нее не было амулета? Тео? О вечное пламя! Ведь Даркин может подумать, что это она… что она все еще считает себя вправе просить о помощи. Боги, не допустите такого позора! Блудная дочь огня и так пала настолько низко, что уже даже в мыслях не должна называть себя рахуден. Позор семьи и мужа, нагулявшая ребенка непонятно от кого, допустившая, чтобы какие-то людишки… Увы, память не давала ответа, как могло произойти подобное бесчинство. Черные глаза, в которых гаснет огонь, а до того – провал. Последнее, что вспоминается четко, – музыкальный вечер у леди тай-Патрис. А это начало пейча, середина зимы. Почти два месяца до того злосчастного бала. Или нет? Вот они с таном ведут фуэту у баронессы тай-Лори, а день рождения той – в начале рейнинга. Память дробится на цветные осколки, отказываясь складываться в единое полотно. Вот этот закат и резвящийся в прибое Алекс – это было? Или память шутит, подсовывая прошлогодние воспоминания? А тан, жестом фокусника достающий из-под полы бутыль? Нет, это уже было, давно, и не на Золотых Песках. А валлес, когда Тин споткнулась и Дарри кружился с ней на руках? Когда это было? Где? Как и при каждой попытке проникнуть в провал памяти, голова разболелась, пронзая мозг раскаленными спицами, выкидывая в «здесь и сейчас». Увы, та же память никак не хотела забывать то, что произошло после. Странные слухи, косые взгляды, сочувствие в глазах ближних. Жуткие головные боли, неопределенность и огонь чужой, невозможной жизни, разгорающийся внутри. Нервничающие бойцы, слухи из столицы, Даркин, весь потемневший, словно выжженный изнутри. Боль, сомнение, страх не находят отклика в пустоте, вдруг ставшей ее мужем. Взгляд, словно сквозь пустое место, и страшный, невозможный приказ.