Ульяна Каршева - Оберег для огненного мага

– Но ее отношение к нему изменится. А он сейчас раним…

– Он не видел ее три года. Не разговаривал с нею. А еще есть Регина. Он может неожиданно отреагировать на любое к себе отношение.

– С Региной тоже не все ясно.

Девушка поняла, что все мысли Карея крутятся вокруг той идеи, которая пришла ему в голову, когда она косвенно предложила неповиновение родителям и напомнила о его непредсказуемости. Кажется, он обдумывает эту идею со всех сторон и даже не против участия Алексы в ней. Для девушки пока проблема была в том, что она не знала, что именно пришло ему в голову, и отзывалась лишь на некоторые его размышления. А спросить побаивалась. А вдруг она его неправильно поняла?

– Надо выручать Ферди… – пробормотал Карей.

Алекса было хотела спросить, что он имеет в виду: выручать из ситуации, когда мать снова начнет давить, или выручать прямо сейчас, спасая от Регины? Последнее она как-то плохо представляла себе: а вдруг ворвутся в комнату, где сидит парочка, в самый неподходящий момент? А еще стороной проходила странная, нехорошая мысль: «И почему я беспокоюсь о них? Они все в любом случае богатые, а деньги во всех их проблемах могут решить все». Но ладонь Карея, которая продолжала сжимать ее руку, мгновенно заставила устыдиться этой мыслишки и думать о другом.

Проблему, когда входить в закрытую для них комнату, решил, как ни странно, сам Ферди. Качнулся воздух. Во мраке словно появилась другая тьма – открывшегося пространства. Пауза – наверное, парень оглядывался в поисках. Прозвучал голос Ферди:

– Карей, проводи Регину. Мама знает, что ты привез Алексу. Тебе придется успеть проводить Регину, а потом вернуться, чтобы отвезти Алексу. Возвращаясь, скажи маме, что я просил Алексу подольше посидеть у меня, – таким образом я получу полный сеанс. Алекса, я сейчас возьму тебя за руку, не бойся. Ты сядешь. А потом выведу Регину.

Он как-то быстро все организовал, так что всем осталось только повиноваться. Впрочем, поговорка «В стране слепых зрячий – король» для Ферди подходит идеально: он-то единственный среди них видит в темноте, пусть только ауру… Закрыв за ушедшими Региной и Кареем дверь, он вернулся к Алексе и сел на кушетку. Привычно взял руку девушки и подставил ее пальцам раскрытую ладонь. И все молча… Алекса тоже молчала. Хотя то и дело ловила себя на желании спросить его: «Ну как? Что у вас с Региной?» Пыталась даже определить по дыханию, взволнован ли он или нервничает. Но дыхание Ферди было таким бесшумным, что иногда казалось – он спит. Или он приходил в себя после встречи с Региной, или пытался привести свои мысли в порядок. Что, наверное, одно и то же.

Только через некоторое время он попросил ее снова рассказать о своем доме, о любимых местах прогулки в саду, а также о своих сестрах и брате. Девушка только пожала плечами и начала просто перечислять то, что дома делают каждый день. А вспоминая что-то интересное, рассказывала подробно.

Наконец Ферди вздохнул и сказал:

– Все. Мы добрали время на сеанс. Я провожу тебя, Алекса.

– Подожди.

– Только не надо спрашивать…

– Ферди, не торопись. Я всего лишь хочу сказать, что успела сплести еще один браслет для тебя, – улыбнулась Алекса.

Вставший было парень снова сел рядом. Коснулся ее руки и позволил надеть ему браслет. Когда она, посчитав, что теперь можно идти, встала, Ферди поймал ее за руку и удержал на месте, попросив:

– Алекса, подожди немного. Мне надо решиться… – И оборвал себя на полуслове.

Алекса послушно села на место, гадая, на что именно решается старший брат Карея. Он коротко выдохнул и нервной скороговоркой выпалил – видимо, боясь, что не сумеет сказать это спокойно:

– Алекса… Я признаю́, что я… трус. А еще эгоист. И поэтому прошу тебя сделать за меня то, на что я никогда бы не осмелился. Пожалуйста… Я не знаю, сможешь ли ты это сказать моей маме… Но… Я не хочу учиться дальше! Я хочу уехать к нашим родственникам в провинцию и спрятаться там! Чтобы меня никто не видел! Я не хочу, чтобы меня видели! Даже вылеченного!

Порыв воздуха – и Алекса поняла, что он закрыл ладонями лицо.

Некоторое время она собиралась с силами и мыслями.

– Если твое лицо изуродовано – это не страшно, – медленно сказала она. – Есть целители, которые скажут, можно ли вылечить кожу на лице или придется сделать операцию по пересадке кожи. Если у тебя страх перед мамой… Тебе нужно только понять, что за твои желания тебя никто не убьет. Ты Тиарнак. Ты человек, за судьбой которого с сочувствием следят многие.

– Ты не понимаешь… – чуть приглушенно ответил Ферди. – Я сотни раз пытался сказать это матери – и не сумел. Я не могу себя заставить это сказать. Ты думаешь, я не пробовал себя убеждать такими аргументами? Да я нашел аргументов гораздо больше, чем ты сейчас. У меня было время на это – целых три года… Но я постоянно думаю о том, как мама взглянет на меня, когда я выйду из своего убежища… Она думает, что готова увидеть меня. Но я твердо знаю… Она уверена, что увидит того Ферди, которого знает. И то, что я увижу в ее глазах… Мне хочется умереть, когда я думаю об этом ее взгляде… Она столько вложила в меня, в мою жизнь…

– …Ферди, а нужно ли говорить об этом мадам Тиарнак? – после лихорадочных раздумий спросила девушка. – Может, дождаться, пока ты полностью окрепнешь, а потом Карей увезет тебя к родственникам в провинцию? Он вернется и поставит родителей перед фактом. А потом…

– Та же трусость, – тяжело сказал Ферди. – Ладно. Пойдем. Я провожу тебя.

Но не двигался еще некоторое время, будто забывшись, погруженный в тяжелые мысли. Алекса, притихнув, сидела рядом, слушала и почти не слышала тихое дыхание пойманного в ловушку Ферди. Ей хотелось обнять его, как она обнимала, утешая, заболевшего Люка или простуженную Дэйзи; как обнимала перепуганную Джесмин, когда та однажды вместе с мальчишками спрыгнула из окна второго этажа школы и разорвала школьное платье. Эта дуреха плакала, боясь получить взбучку за испорченную одежду, а Алекса плакала от ужаса, что платье разорвано о верх низкого газонного заборчика под окнами, о который могла пораниться или вообще убиться смелая, но глупая девчонка…

Когда в конце коридора он отпустил ее руку, Алекса сказала:

– Я скажу.

– …Спасибо.

Тихие удаляющиеся шаги. Минуты в темноте – и, наконец, появился свет. Алекса вышла из коридора Ферди во второй коридор, чувствуя, как зачастил пульс. М-да… Если даже ей сказать мадам Тиарнак такое тяжело, как сейчас выясняется, то каково Ферди? С каждым шагом к женщине, которая вырастила послушного, задавленного ее личными желаниями и амбициями сына-марионетку, собственная решимость высказаться давалась с большим напряжением.