Терри Пратчетт - Ведьмы за границей

– Дай-ка я попробую, – вызвалась нянюшка. – Я тоже чуть-чуть умею по-заграничному.

Она забарабанила по двери кулаками.

– Открыве муа, так вас разэтак, сей минут, быстро-быстро! – заорала она.

Матушка Ветровоск внимательно выслушала всю ее тираду.

– Это что, и есть по-заграничному, да?

– Мой Шейнчик, он же моряк, – пояснила нянюшка Ягг. – Просто не поверишь, каких он слов понахватался в разных заграницах.

– Можно себе представить, – сказала матушка. – Только ему они, видать, больше помогают.

Она снова громыхнула по двери. На сей раз дверь приоткрылась, причем очень медленно. Из-за нее выглянуло бледное лицо.

– Прошу прощения… – начала Маграт.

Матушка толкнула дверь рукой. Обладатель лица явно налегал на створку всем телом, поскольку они хорошо расслышали, как заскребли по полу его поехавшие вместе с дверью сапоги.

– Мир дому сему, – небрежно бросила матушка.

С этих слов ведьмы обычно начинают все свои знакомства. Крайне удачная фраза – она сразу заставляет людей задуматься, а что еще эта женщина может пожелать сему дому. Мгновенно вспоминаются свежие пироги, только что испеченный хлеб или кучи почти не надеванной старой одежды – впрочем, неудивительно: такие мелочи, о них ведь легко забыть…

Но, похоже, что-то еще уже свалилось на этот дом, решив не дожидаться появления здесь трех ведьм.

В здании действительно располагалось нечто вроде гостиницы. Три ведьмы в жизни не видывали столь унылого заведения. Однако народу внутри оказалось довольно много. Когда они вошли, на них мрачно уставились не меньше дюжины бледных людей, сидящих на скамейках вдоль стен.

Нянюшка Ягг принюхалась.

– Вот те на! – воскликнула она. – Помяни чеснок, и он тут как тут! – В самом деле, с потолочных балок свисало множество связок чеснока. – Я лично всегда считала, что чеснока никогда не бывает много. По-моему, мне здесь понравится.

Она приветственно кивнула стоящему за стойкой бледному мужчине.

– Гутен день, майне добрый хер! Труа пивас фюр нас, мерси в боку.

– А он не обидится, что ты его так, хером? – беспокойно спросила матушка Ветровоск.

– Это по-заграничному господин, – пояснила нянюшка Ягг.

– А вот мне сдается, что все-то ты выдумываешь, – фыркнула матушка.

Хозяин заведения, всегда работавший по очень простому принципу и считавший, что любой, кто вошел в дверь, хочет чего-нибудь выпить, налил три кружки пива.

– Ага, видишь! – торжествующе возвестила нянюшка.

– Не нравится мне, как тут на нас смотрят, – тревожно промолвила Маграт, пока нянюшка что-то втолковывала крайне изумленному трактирщику на собственного приготовления эсперанто. – А вон тот вообще мне улыбнулся .

Матушка Ветровоск присела на скамью, но так, чтобы как можно меньший участок ее тела соприкасался с деревом, – видимо, на тот случай, если заграница окажется чем-то вроде заразной болезни, которую можно легко подцепить.

– Вот, – сказала нянюшка Ягг, подходя к ним с подносом, – все очень просто. Главное – громко и четко произносить слова, и тебя обязательно поймут.

– Выглядит кошмарно, – призналась матушка Ветровоск.

– Чесночная колбаса и чесночный хлеб, – ответила нянюшка. – Мои любимые.

– Нужно было взять каких-нибудь овощей, – произнесла Маграт, крайне трепетно относившаяся к вопросам питания.

– А я и взяла. Вот же чеснок лежит, – радостно сообщила нянюшка, отрезая себе солидный шмат колбасы, от запаха которой слезы выступали на глазах. – И сдается мне, на одной полке я видела что-то вроде маринованного лука.

– Правда? Тогда на ночь нам потребуется не меньше двух комнат, – сурово заметила матушка.

– Три, – поспешно сказала Маграт.

Она исподволь еще раз оглядела помещение. Молчаливые посетители по-прежнему пожирали их взглядами, в которых сквозила некая выжидательная печаль. Впрочем, любой человек, проведший в обществе матушки Ветровоск и нянюшки Ягг достаточно долгое время, постепенно привыкал к тому, что на него все пялятся, поскольку обе старые ведьмы были из тех людей, которые любое пространство заполняют до краев. И возможно, обитателям здешних мест с их густыми лесами окрест и всем прочим нечасто доводилось встречать незнакомых людей. Вид нянюшки Ягг, с аппетитом уминающей колбасу, мог вполне конкурировать даже с теми фокусами, которые она умудрялась проделывать с маринованным луком.

И все же… как-то они не так смотрели…

Откуда-то снаружи из леса донесся волчий вой.

Посетители все как один тут же вздрогнули, да так дружно, будто долго репетировали. Хозяин что-то пробурчал. Все нехотя повставали и покинули заведение, стараясь держаться кучкой. Какая-то старушка на мгновение положила руку на плечико Маграт, печально покачала головой и поспешила за остальными. Но Маграт и к этому привыкла. Люди, видя ее в компании матушки Ветровоск, частенько жалели бедняжку.

Наконец к ним подошел сам хозяин с зажженным факелом и жестом пригласил следовать за собой.

– А как ты растолковала ему насчет ночлега? – спросила Маграт.

– Ну, это просто: «Эй ты, хер, шибко-шибко, софа, три номер, мыль пардон», – ответила нянюшка Ягг.

Матушка Ветровоск попробовала повторить то же самое себе под нос и кивнула.

– Этот твой парнишка, Шейн, и впрямь повидал свет. Что верно, то верно, – заметила она.

– Он говорит, эти слова все понимают, – кивнула нянюшка Ягг.

Когда они по длинной винтовой скрипучей лестнице поднялись на второй этаж, выяснилось, что комнат только две. И одну из них заняла Маграт. Даже хозяин гостиницы вроде бы согласился с ее доводами. Он вообще был крайне предупредителен.

Жалко только, он решительно не пожелал оставлять открытыми ставни. Маграт любила спать с открытым окном. А так в комнате было слишком темно, да и душновато к тому же.

«То, что я заняла отдельную комнату, даже справедливо, – подумала Маграт. – Это ведь я фея-крестная. А остальные просто меня сопровождают».

Она грустно погляделась в небольшое, висящее на стене, потрескавшееся зеркальце, покрутилась перед ним, а потом улеглась в постель и стала прислушиваться к происходящему за тоненькой, как бумажка, стенкой.

– Эсме, ты зачем поворачиваешь зеркало лицом к стенке?

– Да не люблю я, когда эти зеркала на меня пялятся.

– Но ведь они на тебя пялятся только тогда, когда ты сама в них пялишься.

На некоторое время воцарилась тишина, а потом:

– Слушай-ка, а этот кругляш тут зачем?

– Видать, подушка такая.

– Ха! Лично я нипочем бы это подушкой не назвала. Даже одеяла нормальные и те придумать не смогли в этих ваших заграницах. Вот ты все знаешь. Как эта штука называется?

– Кажется, Эсме, по-ихнему, это дюве.