Марина и Сергей Дяченко - Варан

– Так интересно тебе? Про бродягу, который огонь разводит? Рассказывать?

– На то и дороги, чтобы бродить, – буркнул Варан. – А у нас, господин горни, дорог нет. У нас или по морю, или вверх… Нет у нас бродяг. Все свои.

– Суровый ты. – Гость уселся наконец, но не на лавку, а на свой сундучок. – Когда поднимать меня будем? Помнишь, что староста сказал?

Стукнула дверь. Лилька, младшая, выбежала сразу на середину комнаты – и замерла, уставившись на длинноволосого горни, по шею замотанного в одеяло.

– А…

– Где мать? – сурово спросил Варан.

– В поле, – пискнула Лилька. – Сетки ставит с тетками. Велела крепежек для якорей, и второй нож, и…

– Тоська где?

– Матери помогает…

– Батя где?

– Пружину вертит… Наполовину уже закрутил, сказал, чтобы ты все кидал и шел помогать, потому как…

– Иди скажи отцу, – проговорил Варан с тяжелым сердцем, – пусть идет домой. Скажи, гости у нас. Скажи, надо быстро.

Отец все понял сразу. Пробежал глазами по писульке старосты, покосился на радужное сияние, исходящее от раскрытой грамоты, изобразил корявый поклон человека, спину гнуть вообще-то непривычного:

– Будь по-вашему, горни. Поднимем вас, не обессудьте, обыкновенным грузовым винтом. Собирайтесь…

И сказал уже Варану, негромко, по-деловому:

– Ползагрузки. Рыбы для солдат заказывали – три мешка… Значит, шесть бурдюков минус три мешка рыбы и минус горни – будет четыре бурдюка… Пошевеливайся.

Варан обрадовался возможности наконец-то освободиться от приставучего горни. В нише стола отыскал очки – два прокопченных стекла в грубой металлической оправе. Плотнее затянул куртку и, не прощаясь, выскочил из дома.

Утренняя рыба плавала здесь же, в каменном бассейне, еще живая. Орудуя сачком, Варан наполнил и взвесил три мешка; дождь припустил сильнее и смыл с него чешую прежде, чем груз был доставлен, мешок за мешком, к винтовой площадке.

Пружина винта, накрученная наполовину, казалась непривычно тощей. К крюкам на корзине уже привешены были два бурдюка; Варан загрузил рыбу и потом, едва управляясь с деревянной тележкой, перевез к винту от водосборника еще два тяжеленных пузыря с водой. Он успел передохнуть и пожевать сладкой смолы, прежде чем над краем площадки показалась голова горни: чужак был бледен и задыхался. Как же, подумал Варан не без злорадства. Сто ступенек в скале – и мы уже падаем в обморок…

– Дышать… нечем, – простонал горни и уселся прямо на мокрый камень. Вслед за горни на площадку поднялся Варанов отец – тот был в два раза старше, нес на одном плече деревянный сундучок, а на другом почтовый мешок для верхних, и ровное его дыхание не сбилось ни на йоту.

– Хорошо, – сказал отец, оглядев винт и оценив проделанную Вараном работу. – Грузитесь.

Варан влез в корзину первым и устроился у мешков с еще живой, трепещущей рыбой. Отец долго ходил вокруг, проверял крепления, связки, поглаживая пружину, бормоча молитву подъемников и время от времени сплевывая через плечо. Дал в руки Варану причальный канат с тройным крюком на конце:

– Кто сегодня дежурит?

– Лысик.

– Передавай привет от меня и проверь, чтобы он все точно записал: рыбу, воду, почту… И… – Отец покосился на горни, замершего у края площадки, будто оцепеневшего при виде бесконечного серого горизонта: – И горни пусть возьмет из рук в руки… Все. Хвала Императору, лети, сынок.

Быстро потрепав Варана по плечу, отец отошел к спускателю. Совсем другим, бесцветным голосом позвал чужака:

– Горни, пожалуйте на взлет.

Варан не подал господинчику руки. Чихая и соскальзывая, тот с трудом влез в корзину, поискал свободного места, со страдальческим лицом пристроился опять же на сундучке. Вцепился в край корзины:

– Не перевернемся?

– С половинным навертом идем, – не удержавшись, заметил Варан. – Можем и опрокинуться, если не повезет. Шуу не дремлет, – и подмигнул отцу.

– Типун тебе на язык, – сурово сказал тот, берясь за спускатель. – С Императором… Раз, два… три!

Спускатель взвизгнул, освобождая пружину.

Пружина тупо и свирепо, как глубинное животное, рванула на себя цепь.

Цепь пошла разматываться с катушки. Над головами Варана и горни распустился цветок – прекрасный цветок растущего пропеллера; его было видно всего несколько секунд, а потом он пропал, превратившись в серое, размазанное в движении колесо. Невидимая сила вдавила Варана в тугие мешки с играющей рыбой, и площадка ухнула вниз, крохотная фигурка отца мелькнула и пропала, в ушах взревел ветер, какого никогда не бывает под тучами в межсезонье…

Еще через секунду ничего не стало видно, даже сидящего рядом горни. Воздух сделался серым и мокрым, как медуза. Варан задержал дыхание.

– Это тучи? – крикнул горни, и Варан скорее догадался о его словах, чем расслышал их. Дорога сквозь облака была для него самой неприятной частью путешествия наверх; говорили, что облака изнутри напоминают царство Шуу, и Варан готов был с этим согласиться. Вязкое, липкое, непроницаемое…

Серая мгла распалась клочьями. Проглянула синева над головой; облака вдруг вспыхнули белым, и Варан, зажмурившись, полез в нагрудный карман за очками.

Горни опять что-то закричал, нечленораздельно, захлебываясь от радости. Винт, проткнув слой облаков, вырвался с другой стороны. Облака сверкали, белые, мягкие, празднично безопасные, сухие; над головой разливалась сплошная синька, посреди которой стояло страшное белое солнце. Варан старался не поворачивать голову в его направлении.

Звук пропеллера изменился. Винт терял скорость.

– Эй, где причал? – нервно спросил горни. «Как ты мне надоел», – подумал Варан.

Большие и малые пропеллеры винта один над другим изменили очертания. Корзина поднялась еще выше и почти замерла; чуть поодаль маячила белая каменная стена, от стены тянулись, как лучи, тонкие досочки причалов, опутанные снастями, будто старческие руки жилами. Варан налег животом на рычаг, изменяя наклон главного пропеллера; корзина соскользнула ниже, подойдя к доскам почти вплотную, и тогда Варан размахнулся и забросил тройной крюк на причальную тумбу.

– Где они там, заснули?!

От скалы бежал человечек в белой рубахе, орал и размахивал руками, вот-вот, казалось, готовый сорваться в пропасть. Пропеллер еще держал обороты, но корзина опустилась ниже, чем следует. Бранясь и поминая Шуу, половинную накрутку и проклятых причальных сонь, Варан пытался самостоятельно посадить винт на жесткую скобу – но корзина проседала, и ничего не получалось.

– Эй! Держитесь там! Ща, может, перевернемся! – весело крикнул он пассажиру; маленький человечек с яично-лысой головой в последний момент успел добежать, закинуть скобу и закрепить корзину над празднично-белыми, подсвеченными солнцем облаками внизу.