Александр Шумилин - Ванька-ротный

Я повернулся к |комбату| нему спиной, |плюнул,| подтолкнул локтем Сергея и мы, не торопясь, пошли по тропе на передовую. Когда меня в штабе полка Денисов спросил, кого я думаю назначить на место Рязанцева, я ответил:

— Не знаю! Я с ребятами говорил. Взвод принимать никто не хочет.

— Но ведь это временно, пока мы подберем на это место офицера.

— Вот именно, что временно! Никто не хочет ругань терпеть.

— Кто у тебя во взводе старший по званию?

— Старший сержант Сенько!

— Пришли его ко мне! Я сам с ним поговорю!

— Я не буду в этом деле участвовать. Вызывайте сами.

— Бридихин велел тебе.

— Бридихин? Он тут сорвался и наорал на меня. Вот пусть сам вызывает и назначает.

Когда Серафима Сенько вызвали в штаб полка и Денисов предложил ему принять взвод разведки, то Сенько наотрез отказался.

— Почему? Какая причина? — спросил его Денисов.

— Ребята в разведке служить устали. Хотят в пехоту рядовыми переходить. Солдаты там спят и ничего не делают, а здесь передохнуть не дадут, то за языком иди, то высоты бери. На кой мне хрен за всех отвечать. После штурма высоты нам положен отдых две недели. А нас гоняют каждый день без сна и еды, на капитана орут.

— Ты за капитана не говори! Это не твое сержантское дело. Ты за себя говори!

— Взвод принимать не буду. Сколько можно без отдыха |ходить|? На взвод не пойду. Можете отправлять рядовым в пехоту.

Начальник штаба отвернулся |и замолчал|, занялся каким-то бумажным делом. Он решил разговор не продолжать. Может, старший сержант помолчит и одумается. Сенько не стал ждать, когда ему скажут: иди. Разговор окончен, значит он свободен. Он повернулся и вышел из блиндажа. Наверху |метрах в двадцати от прохода| его дожидался наш старшина Тимофееч.

— Ну как, уговорили? |Можем твоё назначение отметить?| Назначение нужно |отметить| обмыть!

— Нет, старшина! Пусть другого найдут! Пошли! Серафим парень решительный. Разговор окончен. Надо идти. А то еще скажут, что Сенько передумал. Платить, говорит, будем. А мне деньги на что? В карты я не играю. Родные в оккупации. Посылать деньги некуда. Я воюю с фрицем за Белоруссию, а не за деньги.

Мы с Сергеем подошли к солдатской траншее, спрыгнули вниз, прошли вдоль её зигзагов, нашли наших ребят и направились к лесу. В окопах и блиндажах, которые накануне взяли наши ребята, теперь сидели стрелки-пехотинцы. Бредихин орал на меня, почему я сразу не стал преследовать противника. А кого, собственно, преследовать? В лесу их и раньше не было. Они леса боятся. И сейчас там нет никого. Кого я, собственно, должен преследовать? Наступать вперед должна пехота.

— Ты должен был на плечах бегущих немцев ворваться в деревню Уруб или на высоту 322,9.

— Это вы, майор, так |желаете| полагаете. Разведчиков в наступление хотите послать. А у меня их всего шесть человек.

Разведчиков юридически запрещено отправлять в атаку ходить. После Бредихин немного остыл, велел мне лес прочесать, выйти на северную его окраину. Понятие — лес прочесать — растяжимое. Для этого нужно иметь сотни солдат. Поставить их цепью и вперед пустить! А сейчас я могу взять с собой трёх ребят и по дороге |пройти. Выйти после …| на ту сторону. Если вас это не остановит, можете считать, что лес прочесан. Я высказал свое мнение по проческе леса, а сам подумал: у немцев весь участок здесь оголен. Пока они во всем разберутся, дня два, по крайней мере, пройдет. Бежавшие в панике будут врать и преувеличивать. Пока их соберут и всех опросят, время уйдет. А то, что наши молчат, не лезут напрасно нахрапом, то это часто бывает. Бридихин орал, почему я сразу не стал преследовать немцев.

— У меня нет сил душевных! — ответил я.

— Каких ещё душевных?

— Таких! Мы много суток |уже| не спим и выдохлись |окончательно|. Мы не покойники. Нам отдых нужен! И душа у нас есть.

— Какой тебе же сейчас отдых? Потом отдохнешь!

— Это когда трупами лежать будем?

— Ты опять за своё? Я приказал тебе сегодня ночью прочесать вдоль дороги лес и на выходе из леса поставить заслон. К утру ты |должен| доложить мне о выполнении приказа. Пришлешь мне |солдата| связного. Сам останешься там.

— В таком случае пишите приказ по полку на разведку. Чтобы потом не было никаких |упреков,| разговоров. Я, мол, тебе так сказал, а ты наоборот всё сделал. А на счет преследования противника я вас что-то не пойму. Моё дело — разведка, а в наступление должны стрелковые роты идти. Послушать вас, для чего |тогда| стрелки-солдаты нужны, если за них деревни и высоты штурмовать и |брать| будут разведчики. Крика и ора я вашего не боюсь |и терпеть не буду|. Я сам орать умею. |Так что на будущее без крика прошу говорить, а то я ведь могу и вас послать куда следует.| Можете не орать. И на будущее учтите. А то ведь я могу вас послать куда следует.

Часа за полтора, не торопясь, мы с ребятами прошли лес и осмотрели опушку. Выставили часового и установили очередь, кто за кем дежурит.

Я решил дать выспаться всем до утра. Нельзя без сна и отдыха непрерывно вести разведку. Стрелковые роты без нашей предварительной разведки |нами леса| сюда не пойдут. Хотя Бридихин мог вместе с нами сюда послать одну стрелковую роту. Но он чего-то |боялся| медлит. Северная опушка леса, когда мы выходили на неё, была безмолвна и недвижима. Деревья и кусты покрыты пушистым толстым слоем чистого |, нетронутого| снега. Только на |побуревшей| дороге, в наезженной колее |и следах от немецких сапог|, в наезженной колее видно было следы немецких зимних повозок. А кругом все |было| ослепительно бело и удивительно чисто |, неприкосновенно|. Ни звука, ни шороха, ни полета пули с той стороны. Ни одной старой и свежей воронки от наших снарядов, ни одного упавшего сучка, и |задетого осколком при в взрыве| надломленной ветки, перебитой осколком. Куда же били наши артиллеристы? Зачем они пудрили нам мозги, что им на день не достает по десятку снарядов |на расход|. Врут как всегда. Стоят, не стреляют. Никаких тебе потерь ни в лошадях, ни в людях. Пройдя метров двести по опушке леса в сторону и осмотрев всё кругом, мы никаких следов на снегу не нашли, вернулись к дороге и стали устраиваться на отдых.

— Зайди в лес поглубже, наруби лапника для подстилки! — сказал я Сергею. — И вы тоже! — посмотрел я в сторону ребят.

Выбрав сугроб за пушистой елью, я обтоптал ногами снег |из расчета на двоих|. Сергей набросал лапника и мы устроились в мягком, пахучем |свежей елью| углублении. Сергей натянул поверх |нас| шершавое одеяло. Я хотел что-то сказать, но слова не получились. Засыпая, я |просто что-то| что-то пробормотал. Сколько я спал — трудно сказать. Когда я открыл глаза, небо уже светлело. Меня никто не будил и за рукав никто не тянул. Сергей тихо посапывал, лежа рядом под одеялом. Я вылез из-под одеяла, прикрыл Сергея и перешагнул через |край| сугроба.