Райнхольд Браун - Шрамы войны. Одиссея пленного солдата вермахта. 1945

— Ты спятил! — шипит он мне в ответ.

Но меня это не останавливает. Я хватаю его за рукав и тащу к коменданту. Все поставлено на карту. Посмотрим, что нам выпадет — победа или смерть.

— Мы немцы, — говорю я.

Офицер резко оборачивается к нам, окидывает взглядом с головы до ног, потом подносит руку к козырьку фуражки.

— Откуда идете? — спрашивает он по-немецки с сильным венгерским акцентом.

— Из Сибири. Мы отстали от эшелона.

— Не понял. Из какой Сибири?

— Мы возвращались на родину. Во время остановки хотели напиться из колодца и отстали от поезда. Мы не успели на него сесть. — Где остановился поезд?

— Мы не знаем, мы этого не знаем. Мы давно в пути. Мы прошли двести километров. Мы хотим поехать вместе со швабами. Пожалуйста, разрешите нам.

По лицу лейтенанта пробегает тень недоверия. Конечно, кто же поверит в ту глупость, которую я ему рассказываю. Но не всегда же верят только разумному. Вокруг нас собираются любопытные жандармы. Мы стоим среди вооруженных людей.

— Почему на вас гражданская одежда? — спрашивает лейтенант и закуривает сигарету. Я съеживаюсь.

— Форма совсем порвалась. Эту одежду нам дали добрые крестьяне. Мы за это на них работали. Как он посмотрел на нас! Почему он нас не задерживает? Язвительным тоном он задает следующий вопрос:

— Но почему на вас такая рвань? Здесь в таком виде ходят только цыгане!

— Ну что вы, что вы! Форма была еще хуже — дырка на дырке! Эта одежда гораздо лучше! — почти возмущенно возражаю я и нежно провожу рукой по дырявому свитеру.

— Документы?!

— Документы? Нет, у нас нет никаких документов. У нас и не может быть никаких документов.

— Солдатские книжки! У вас должны быть солдатские книжки!

— Нет, нет, все солдатские книжки остались у русских. Они собрали все документы. Ни у кого из нас не было на руках солдатских книжек. Нет, нет.

— Я смотрю на свои грязные босые ноги и замолкаю, не зная, что говорить дальше.

— Я не могу взять вас в эшелон! Это строго запрещено! — отрезает лейтенант, бросает окурок и наступает на него сапогом. Нет, этого не может быть! Нет, это невозможно! Что скажешь на это, дорогой мой читатель? Ты понимаешь, что мы при этом чувствовали? Если нет, то брось эту книжку в печку! Не медля! Этот поезд не мог уйти в Германию без нас! Мы просим, мы умоляем.

— Возьмите нас с собой, возьмите. Господин лейтенант, ну, пожалуйста. Возьмите нас. Меня ждут жена и дети, — говорю я. Бернд истово крестится.

— Господи, господин лейтенант, возьмите нас. Мы продолжаем униженно проситься в эшелон. Мы ведем себя как женщины, как женщины у Стены Плача. И что вы думаете? Лейтенант смягчился.

— Вагон переполнен, — говорит он наконец. Но каким тоном он это говорит! Тон звучит в наших ушах, как небесная музыка.

— Но может быть, люди не станут возражать? Господин лейтенант, ну, пожалуйста, разрешите! Мы попытаемся.

Лейтенант некоторое время молчит, потом поворачивается и уходит вместе с полицейскими. Он не приказал нас задержать!

Мы понимаем, что это молчаливое разрешение. Мы идем от вагона к вагону. Всюду раздраженные, злые лица, нас не берут, не пускают.

— Мест больше нет, нам самим приходится стоять.

— Собаки! — бормочет Бернд сквозь зубы.

— Успокойся, держи себя в руках, — одергиваю я друга.

Мы стоим возле поезда, на расстоянии одного прыжка и ждем вечера. Спускаются сумерки, и поезд трогается. Мы прыгаем и забираемся в будку хвостового вагона. Мы едем…

Господи, отец наш небесный, Ты, кто видит все и всех, от кого невозможно спрятаться! Видел ли Ты в тот момент более счастливых людей, чем я и Бернд? Колеса стучали на стыках, рельсы пели свою нескончаемую торжествующую песнь, звучавшую в наших ушах, как праздничный хорал. Мы стояли на подножке будки. От встречного ветра из наших глаз катились слезы. Та, та-там, та, та-там! Поезд катится в Германию, и мы едем на этом поезде! Будапешт поезд прополз уже в темноте. Среди развалин то здесь, то там возвышались величественные здания. Мы видели древний город, его раны и символы, его свет и его тени. Состав въехал на мост, и нас приветствовал мощный поток Дуная, сверкающий отражениями тысяч фонарей набережной. Все это мы видели сквозь узкие щелочки сторожевой будки последнего товарного вагона. Мы молили Бога, чтобы поезд без остановки доехал до Германии.

Поезд остановился, отъехав от Будапешта на приличное расстояние. Томительно тянулись часы. Стояла глубокая ночь. Нам хотелось спать, но мы не решались лечь. И все же, скорчившись на неудобных лавках, в конце концов уснули…

Под утро кто-то рывком распахнул дверь будки с моей стороны. Я чуть было не вывалился наружу, но успел ухватиться за стальной косяк. В будку забрался тяжело дышавший человек. Он что-то говорит, но мы не понимаем его.

Человек торопливо закрывает дверь. Теперь мы стоим втроем в крошечной будке, тесно прижавшись друг к другу. Человек был босиком, ботинки, зажатые под мышкой, он после недолгого раздумья повесил на стоп-кран. Он молчит. Нам приходится терпеть его присутствие. Что нам делать? Кто этот человек? Откуда он взялся? Он явно старше нас, выглядит изможденным. Мы гадаем, кто он такой, нас начинает одолевать страх. Мы боимся не этого человека, а возможных проблем, каких-то неожиданностей. Может быть, этого человека ищут, может быть, за ним гонятся? Мы стоим, ждем и внимательно прислушиваемся к каждому шороху.

Тем временем перед вагонами возникает какое-то оживление. Мы слышим, как галдят швабы. Наверное, им принесли продовольствие. Человек заволновался. Он часто дышит, шумно пропуская воздух через заросшие жесткими волосами ноздри. Я приоткрываю дверь и смотрю, что происходит у поезда.

— Жандармы! — говорю я.

Действительно, вдоль вагонов идет один жандарм. Незнакомец вздрагивает.

— Русские! — говорю я и напускаю на себя испуганный вид. Бернд выглядывает наружу, склонившись через мое плечо.

— Русские, — повторяет он так же испуганно, хотя никаких русских поблизости нет. Человек внезапно, так же стремительно, как появился, выпрыгивает из вагона через противоположную дверь.

Он не вернулся. Но в поезде действительно через несколько минут началась проверка. По вагонам пошли русские патрули и венгерские полицейские. Потом мы узнали, что того человека схватили. У него просто сдали нервы. Кажется, это был словак. По счастливой случайности нас в нашем убежище не обнаружили. Нам даже повезло: оставленные незнакомцем ботинки пришлись впору Бернду. Обувайтесь, пожалуйста! Разве это не счастье?

Все произошло так, как мы надеялись. Швабов только пересчитали. Все оказались на месте. Последняя опасность подстерегала нас на границе — это было нам совершенно ясно.