Михаил Маслов - Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Пользуясь ситуацией, в Белом доме решили предпринять ряд активных мер, так, 4 июля в Исландию были посланы 4 000 морпехов, а несколько позже было принято решение о эскортировании американских и исландских судов в Северной Атлантике. Это еще нельзя трактовать как объявление войны Германии, но то, что это было прямое нарушение международного морского права, отрицать нельзя. Недаром еще в мае известный изоляционист сенатор-республиканец Тафт заявлял, что целью Рузвельта является, «не спрашивая народ, все больше и больше толкать ход развития к войне» [405] The New York Times, 28.5.1941 . Но президент уже знал о наметившихся переменах в американском обществе. Сентябрьский опрос общественного мнения показал, что 67 процентов респондентов считают возможным и нужным начало войны с Японией, чтобы не дать последней еще более усилиться.

Балансируя в столь сложной ситуации, президент заверял Японию в стремлении к мирному урегулированию. Закрывал глаза на невыполнение многими фирмами эмбарго — торговля с Японией, в том числе и стратегическим сырьем, продолжалась. Он вызывал серьезное раздражение в Лондоне своими мирными инициативами. Черчилль-то надеялся, что американцы ведут дело к конфликту с Токио и станут действительными союзниками хотя бы в Азии. Но в Вашингтоне мыслили иными категориями, нежели под бомбами в Лондоне. Рузвельту был нужен мир на границе СССР и Японии — возможно, даже ценой войны, но не ранее поздней осени 1941 г. Он занял крайне сложную двойственную позицию, решив создать военную угрозу на южном фланге Японской империи. Американский флот пошел на прямую провокацию (прямо по Макколуму), два американских крейсера забрались во внутреннее Японское море, неподалеку от о. Сикоку — это было прямое нарушение границы и международного морского права. Корабли «Солт-Лейк-Сити» и «Нортемптон» совершали визит доброй воли в Австралию. Интересно, что в официальной хронологии событий военно-морского флота США за 1941 г. не указано, откуда и когда, а также под чьим командованием вышли эти крейсера. Известно лишь, что 5 августа они прибыли в Австралию.

В американских архивах сохранился интересный документ — официальный протест морского министерства Японии послу США Д. Грю: «В ночь на 31 июля 1941 г. соединения японского флота на якорной стоянке в бухте Сукумо обнаружили шум винтов, приближающийся к каналу Буиго с востока. Эсминцы охранения японского флота обнаружили (видимо, шум) и заметили два затемненных крейсера, которые исчезли в южном направлении, воспользовавшись дымовой завесой, посте того как были запрошены на принадлежность... Офицеры военно-морского флота Японии уверены, что суда были крейсерами Соединенных Штатов» [406] Stinnett R. Op. cit., p. 10, 323. . Маловероятно, чтобы японские моряки ошиблись, поскольку опознать принадлежность корабля не так уж сложно. Во-первых, по силуэту, он индивидуален, и соответствующие атласы кораблей есть на каждом мостике, во-вторых, по звуку винтов — это тоже довольно легко распознаваемый признак. Итак, два американских крейсера находились у входа на якорную стоянку японского флота — подобные «казаки-разбойники» могли легко кончиться перестрелкой и даже войной. Но Рузвельт осознанно шел на риск, давая понять японской стороне, что прежде всего необходимо урегулировать отношения с США, а уж потом строить свои дальнейшие (в том числе и агрессивные) планы.

Тем временем в Токио все: император, двор, правительство и военные, затаив дыхание, наблюдали за развитием событий на западной границе Советского Союза. Действия Гитлера, который, кстати, так и не поставил своих азиатских союзников в известность о плане «Барбаросса», полностью изменили геополитическую ситуацию в мире. «Ястребы» в японском правительстве расправили крылья, казалось, вот он — тот единственный и неповторимый шанс для империи. Шанс создать «Великую азиатскую сферу сопроцветания». Те немногие, выступавшие за более умеренный курс, окончательно замолчали — в сложившихся обстоятельствах их просто не слушали. Но и апологеты экспансии не были едины, правящая элита разделилась на два крупных лагеря: сторонники северного и южного направлений. Окончательное решение оставалось за священной особой императора Хирохито.

Наиболее последовательным сторонником северного направления был министр иностранных дел Мацуока. Начиная с 15 июня, то есть еще до начала Великой Отечественной войны, он на всех заседаниях кабинета настойчиво ратовал за нападение на Советский Союз. Как мы говорили выше, Гитлер не информировал Токио о своих планах, однако это был секрет «полишинеля». «Шила в мешке не утаишь», как и не спрячешь передвижения трехмиллионной армии, тысяч танков и самолетов — начиная с мая 1941 г. весь мир ждал немецкого удара. Ждал его и Мацуока. Когда же развязка произошла и мучительное ожидание было окончено, позиция министра стала еще жестче.

24 июня 1941 г. на 32-м заседании координационного комитета японского правительства и ставки он заявил: «Когда Германия победит и завладеет Советским Союзом, мы не сможем воспользоваться плодами победы, ничего не сделав для нее. Мы должны либо пролить кровь, либо прибегнуть к дипломатии. Лучше пролить кровь. Вопрос в том, чего пожелает Япония, когда с Советским Союзом будет покончено. Неужели мы не вступим в войну, когда войска противника в Сибири будут переброшены на запад?»

На следующем заседании он развил свою позицию: «Если мы быстро нападем на Советы, Соединенные Штаты не выступят. США не смогут помочь России по одной той причине, что они ненавидят Советский Союз. В общем, Соединенные Штаты не вступят в войну. Надо нанести удар сначала на севере, а затем уже идти на юг. Если мы пойдем вначале на юг, нам придется воевать с Британией и Соединенными Штатами... Если мы будем ждать и наблюдать за развитием событий, как это предлагается в проекте Верховного командования, мы будем окружены Британией, Соединенными Штатами и Россией. Мы должны двинуться на север и дойти до Иркутска. Я думаю, что, если мы пройдем даже половину этого пути, наши действия смогут повлиять на Чан Кайши, подтолкнув его к заключению мира с Японией» [407] Цит. по: Черевко К.Е. Указ. соч. С. 140—141. .

Сейчас, ретроспективно, мы видим, что позиция министра иностранных дел была довольно прагматичной и логичной. Действительно, при нападении Японии на СССР Соединенные Штаты вряд ли бы вступили в войну, и дело тут не в желании, а в отсутствии повода и неготовности армии и флота. Другое дело, что Великобритания войну бы скорее всего объявила. Данный геополитический расклад понимали многие, основными оппонентами Мацуока были военные, причем как генералы, так и адмиралы. Принято считать, что японская армия отстаивала именно северный вариант агрессии, а флот, напротив, — южный. Эта точка зрения справедлива, но генералы «обожглись» на Халхин-Голе и выступать против 700-тысячной группировки РККА особенно не рвались. Генерал Г. Сугияма, начальник генерального штаба, так парировал предложения Мацуока: «Верховное командование должно обеспечить готовность. А мы не можем сейчас решить, будем наносить удар или нет. Для приведения в готовность Квантунской армии нам потребуется от 40 до 50 дней. Необходимо время и для организации всех наших наличных сил, и для подготовки к наступательным операциям. К этому времени ситуация на советско-германском фронте прояснится. Сражаться мы будем, если условия будут благоприятными» [408] Japan's Decision for War. — Stanford, 1967, p. 67. . Таким образом, японская армия ни в коем разе не собиралась оставить Россию в покое, но наступление ставила в зависимость от хода войны.