Владимир Шигин - Повелители фрегатов

Еще пример. В декабре 1861 года во время стоянки фрегата «Громобой» на тулонском рейде в городе загорелся стоявший в порту блокшив-тюрьма, где были прикованные на ночь свыше 700 арестантов. Наши матросы прибыли к горящему судну первыми и потушили пожар, спася уже задыхавшихся людей. Префект Тулона, прибыв на фрегат, сердечно благодарил наших моряков за совершенный ими подвиг, так как при дувшем тогда мистрале пожар был бы гибелен не только для судна-тюрьмы, но и для всего порта.

Разумеется, наши матросы бросались, рискуя жизнями, спасать совершенно чужих им людей, не ради рубля или чарки водки, но хоть как-то отметить их героизм все же было надо.

Что и говорить, эпоха парусного флота не баловала наградами ни офицеров, ни матросов. Человеческая жизнь в ту пору стоила не столь дорого, а потому и на переносимые лишения, как и на совершаемые подвиги, смотрели как на само собой разумеющееся. Увы, все это очень грустно, но так было.

Любая военная организация помимо награждений, имеющих весьма мощный стимул в улучшении качества службы, всегда использует другой не менее мощный стимул — систему наказаний. Не чужд извечной политики кнута и пряника был и российский парусный флот. О пряниках мы рассказали в прошлой главе, теперь же пришла пора поговорить и о кнуте.

Система наказаний, постоянно совершенствуемая со времен Петра Великого, к концу существования эпохи парусного флота была весьма разнообразна и включала в себя весьма большой спектр: смертную казнь через повешение и расстрел, привязку к позорному столбу, имитацию расстрела с последующей ссылкой на каторгу и одновременным лишением дворянства, чинов и состояния, ссылку на каторгу, но без позорного столба и имитации расстрела, разжалование в матросы (от недели до нескольких лет) — до указа, до выслуги, а в исключительных случаях и навечно, разжалование — понижение в чине на одну или несколько ступеней от нескольких месяцев до нескольких лет, изгнание со службы, изгнание со службы с взятием с выгнанного его крепостных в рекруты, перевод в армию с понижением в чине на несколько ступеней, ссылку на поселение с увольнением от службы, увольнение без пенсии, без присвоения очередного чина, единовременный штраф или вычет части жалованья за определенное время, незачет определенного времени службы к выслуге ордена, пенсии, пропуск в присвоении очередного чина.

Разумеется, подавляющее количество этих наказаний применялось к офицерам. Для матросов перечень был куда проще и суровей. Помимо смертной казни и каторги существовали еще арестантские роты (что было ненамного лучше каторги) и достаточно изощренный список традиционно морских наказаний, как то: «купание с раины», «килевание». Однако самым распространенным наказанием на всем протяжении эпохи парусного лота оставалась самая банальная (но от этого не самая гуманная) порка линьками и «кошками».

Весьма сурово всегда было отношение к тем, кто недобросовестно относился к своим служебным обязанностям. «Кто на вахте найден спящим», то офицер в данном случае разжаловался на месяц в рядовые, а матрос спускался трижды с райны. За непрофессионализм, плохое содержание своего заведования, порчу казенного имущества матросов попросту лупили, офицеров же штрафовали и лишали преимуществ в получении очередного чина.

Впрочем, порой их даже за весьма большие оплошности могли только пожурить. Вот типичный случай. На эскадре вице-адмирала Сенявина во время пушечной салютации оторвало сразу у четырех матросов по руке, а один упал за борт и утонул. Николай I немедленно распорядился: «Велеть старших артиллерийских офицеров там, где случилось, арестовать на неделю. Командирам судов сделать строжайший выговор, ибо их небрежению к обучению людей и к должности приписываю столь несчастное происшествие…»

При первом прочтении уголовных статей петровского Морского устава вообще поначалу берет оторопь: столь страшны и безжалостны наказания за, казалось бы, и не столь уж большие прегрешения. На самом деле в полной мере «смертельные статьи» применялись относительно редко. Устав во многом должен был играть воспитательную роль. Ежедневно после вечерней молитвы и поверки дежурный офицер читал матросам эти статьи, и те должны были проникнуться пониманием того, что служить следует хорошо и не доводить начальство до белого каления.

Как правило, военно-морские судебные заседания в XVIII — первой половине XIX века по старой мировой морской традиции проводили на борту одного из стоящих в порту линейных кораблей, хотя на берегу было бы гораздо удобнее. Начало судебного заседания обозначалось выстрелом пушки. Завершение заседания и оглашение приговора также обозначалось пушечным выстрелом и соответствующим флажным сигналом.

О нравах, царивших в первых морских учебных заведениях при Петре I, историк пишет так: «За всякого рода провинности и нарушение дисциплины в школе применялись тяжкие наказания и денежные штрафы. За крупные проступки воспитанников солдаты били плетьми на школьном дворе, за неявку на занятия, или, как тогда говорили, «неты», накладывались очень большие штрафы; штрафы эти взыскивались очень строго, в случае неуплаты брали у виновного его «холопей» и били на правеже по ногам до тех пор, пока владелец холопа не найдет денег для уплаты за свой прогул и не выручит своего раба; если же у провинившегося не оказывалось холопей, то брали на правеж его самого и били до тех пор, пока родные не внесут штрафа или товарищи не заплатят требуемой суммы. Нравы того времени были грубые».

Анализ послужных списков морских офицеров XVIII века показывает, что в отношении старших начальствующих лиц (штаб-офицеров и адмиралов) сроки наказаний часто сокращались, а то и вообще отменялись. Нередко царствующая особа попросту накладывала резолюцию: «Простить». В отношении рядового офицерства решения суда выполнялись, как правило, более строго, хотя и здесь высшие инстанции нередко смягчали или даже отменяли приговоры военных судов.

Вот достаточно типичный пример из жизни нашего флота середины XVIII века. События произошли в 1753 году на фрегате «Ягудиил» под командой лейтенанта Льва Пальчикова в составе эскадры Балтийского флота. У острова Гогланд во время «крепкого ветра» фрегат получил повреждения рангоута Корабельный секретарь Николай Титов, бывший в тот момент на вахте, и мичман Михаил Платцов спустились к капитану в каюту, чтобы доложить ему о случившемся и получить необходимые указания на дальнейшие действия. Там они застали лейтенанта Пальчикова, который пьяный валялся в кровати. Не выслушав офицеров, пьяный командир обматерил Титова, а потом матюгами выгнал обоих. После этого Титов отказался нести вахту и передал Пальчикову с рассыльным его приказ о своем назначении на вахту. Некоторое время спустя мичман Платцов отправился на флагманский корабль, где подал жалобу на поведение командира. Вернувшись оттуда, он прибыл к капитану и доложил о своих действиях. Пальчиков грязно обругал его «за поведение» и велел идти на шканцы. Поднявшись на шканцы вслед за своим офицером, пьяный Пальчиков продолжил там выяснение отношений. При матросах он снова обматерил Платцова, а потом и вовсе ударил его кулаком в лицо. Впрочем, и Платцов в долгу тоже не остался. Драка лейтенанта с мичманом происходила на глазах всей команды. Когда матросы кое-как разняли дерущихся начальников, Пальчиков велел принести им кошки, снять портки с мичмана и выпороть его как «Сидорову козу». Матросы, однако, этого не сделали, побоявшись бить дворянина. Тогда Платцов был арестован командиром и посажен под арест. По прибытии в порт Титов и Платцов подали «доношение» на капитана, а тот в свою очередь, на них «о взаимно учиненных обидах».