Владимир Королёв - Босфорская война

Теперь рассмотрим изложение начального периода сражения в «прояхьяевских» источниках. «Капитан» Иван говорит только, что казаки, «направляясь на осаду Константинополя, встретились с турецкими галерами и сходу сразились», и это не противоречит известиям английского и французского посольств и турецким сообщениям. Но Р. Левакович и за ним В. Катуальди рисуют другую картину.

Первый пишет, что 6 августа «ветер стал более свежим и появилась зыбь, очень неблагоприятная» для Яхьи и казачьей флотилии, а «вместе с зыбью и ветром, который становился все сильнее и был встречным для казаков», появились и галеры, «которые с попутным ветром и надутыми парусами пришли захватить 130 лодок» Яхьи. При этом адмиральская галера пошла прямо на судно, в котором находился претендент. По В. Катуальди, галеры «пошли под полными парусами прямо на ладьи» казаков, причем адмиральский корабль направился на ладью Яхьи. [389]

Далее мы увидим, что ветер сыграл решающую роль не в начале сражения, а уже по его ходу, и что не галера капудан-паши атаковала лодку Яхьи, а наоборот, казаки атаковали эту галеру. Возникающая «зеркальность отражения» заставляет полагать, что Р. Левакович имел в своем распоряжении известие о действительном ходе сражения, но намеренно исказил первоначальный источник, приспосабливая его показания «под Яхью» и выпячивая самозванца на первый план.

По сведениям английского посольства, казаки бросились на абордаж, «имея по 3—4 лодки на каждую галеру». Мустафа Найма же во много раз увеличивает это соотношение и заявляет, что каждая галера «имела против себя… почти по двадцать чаек». Сообщение Наймы принимают на веру П.А. Кулиш, М.С. Грушевский и Ю.П. Тушин.

Впрочем, Й. фон Хаммеру и И.В. Цинкайзену и этого числа показалось мало. «От двадцати до тридцати судов, каждое с пятьюдесятью казаками, — пишет первый ученый, — погребло против каждой галеры…» «Как фурии, — читаем у второго, — ринулись их малые лодки по 20—30 сразу на каждую из тяжелых галер…» С этими цифрами согласны Н.И. Костомаров («двадцать и даже тридцать чаек возились около одной галеры»), Н.А. Смирнов и М.А. Алекберли. Только А.Л. Бертье-Делагард несколько уменьшает цифры, полагая, что на галеру «пришлось по десяти и даже по двадцати и более челнов».

На наш взгляд, все эти большие соотношения не заслуживают никакого доверия. Затем мы увидим, что, по турецкому источнику, на главную адмиральскую галеру ворвалось 200 казаков. Мы уже упоминали свидетельство Г. де Боплана об обычном участии в абордаже половины экипажа чайки. Если предположить, что в данном сражении в абордаже участвовало даже две трети экипажа каждого казачьего судна (приблизительно 33 человека из 50), то для образования упомянутого десанта в 200 человек потребовалось бы не более 6 чаек. И наоборот, 200 участников десанта с 10—20 чаек составляли бы только от двух пятых до одной пятой их экипажей, что кажется нереальным хотя бы из-за ожесточенности боя. Кроме того, 20—30 казачьим судам было бы очень непросто пришвартоваться к одной галере.

Наконец, если мы принимаем общий состав флотилии в 130 судов, то на каждую из 21—22 галер должно было приходиться примерно по шесть чаек. Это немало: Мустафа Найма подчеркивал, что при благоприятном ветре «двадцати (чаек. — В.К.) мало против галеры», тогда как во время совершенного штиля, который как раз и был в начале сражения, с ней может успешно бороться и одна чайка. Так что, полагаем, гораздо ближе к истине сведения посольства Т. Роу, а отнюдь не сообщение Наймы.

Последний источник замечает, что «ужасный штиль… не допуская подать взаимную помощь, каждую галеру оставлял собственной участи» и что только на девяти галерах находились янычары [390]. По мнению Наймы, соотношение числа галер и чаек, янычар и казаков было опасным для османской эскадры. Но в целом, учитывая разные классы сражавшихся судов и галерную артиллерию, превосходство сил находилось на стороне турок. «Что казакам недоставало из других средств борьбы, — впрочем, замечает, касаясь этого сражения, И.В. Цинкайзен, — то возмещали они отвагой атаки и преимуществом личной храбрости» [391].

Описывая ту же битву, Мустафа Найма дал казакам и их военно-морской деятельности самую высокую оценку: «Смело можно сказать, что более дерзкого народа, чем казаки, менее заботящегося о жизни, менее питающего страх к смерти, найти на земле невозможно. По свидетельству лиц, понимающих толк в морском деле, сволочь эта ловкостью и мужеством в подобных на воде сражениях более страшна, чем другой какой-либо народ…» Это эмоциональное признание весьма знаменательно для официального хрониста Османской империи, особенно если учесть, что тогдашними главными врагами Турции на море, кроме казачества, были Венеция с ее великолепным, «эталонным» флотом и великая Испания — владычица Атлантики и Америки, обладавшая громадными океанскими военно-морскими силами.

Отвагу казаков при Карахармане А.Л. Бертье-Делагард определяет как «отчаянное мужество» («лезли на абордаж с отчаянным мужеством»), но думаем, что здесь подобрано не слишком удачное выражение. Казаки, вовсе не считая свое положение безнадежным, первыми атаковали и надеялись победить, а отчаянно сопротивлялись оборонявшиеся турки. Точнее выражается П.А. Кулиш: «Мусульмане бились отчаянно, казаки бешено». Собственно, об этом прямо говорит Найма: «Началась ужасная битва, в которой мусульмане сражались с несказанным мужеством и крайним отчаянием…»

Сильнейшей атаке подверглась капудана — флагманский корабль главнокомандующего флотом, великолепно украшенная галера, несшая на грот-мачте особый красный флаг с изображением серебряного меча и арабесок и на корме три роскошных фонаря и имевшая больше обычного матросов, солдат, гребцов (7 рядов) и пушек [392].

По словам Мустафы Наймы, «корабль капудан-паши оказался в страшнейшей опасности и едва не стал добычей разъяренной сволочи, ибо проклятые, узнав его по трем фонарям, украшающим корму, бросились на него с яростью с боков и спереди, потому что сзади [он] был обсажен орудиями и многочисленным ручным оружием [393]. Несмотря на густо падающие трупы, двести негодяев взобрались на корабль [394], ожесточеннейший бой начался на палубе, и от носа корабля до мачты все пространство так было завалено телами неверных, что пробраться уже было невозможно».

Незавидное положение флагманской галеры заметно усугубилось тем, что, согласно последнему источнику, ее гребцы, «все собранные из казацких пленников [395], перестали работать веслами и, наверное, ударили бы с неприятелем на мусульман, если бы им прежде не заковали ноги в железо».

Д.И. Эварницкий замечает, что атаковавшим казакам «помогали гребцы-невольники тем, что, бросив весла, перестали управлять галерами». Это, конечно, сказано неточно, потому что гребцы и до того не управляли кораблями. А.Л. Бертье-Делагард отмечает «для ясности дела, что мужество Козаков и нечаянность их нападения (в морских боях. — В.К.) имели огромное значение, но не меньшее имело также и то обстоятельство, что невольники, большею частью те же козаки, как только начинался абордаж галеры, бросали весла, переставали грести и тем лишали галеры возможности управляться и двигаться; так и было на капитане, да, вероятно, и на других (галерах. — В.К.)». С автором в целом можно согласиться, добавив только, что источники не подтверждают обычное большинство пленных казаков среди рабов-галерников и что Найма прямо не говорит об отказе работать веслами на прочих кораблях эскадры, однако предполагать это можно по замечанию об отсутствии при штиле взаимопомощи между галерами, т.е. об их обездвижении.