Владимир Королёв - Босфорская война

В.П. Загоровский обратил внимание на то, что упоминаемое в грамоте посольство Семена Яковлева отправилось из Москвы в Турцию весной 1628 г. и что отсюда и документ следует датировать 2 сентября 1628 г. Собственно говоря, ошибка видна из логики самого текста грамоты. Здесь сообщается, что турецкий посол Ф. Кантакузин в «нынешнем» 136 г. приезжал в Москву и был отпущен из нее на родину, но 7136 г. начался лишь днем раньше, 1 сентября, и, следовательно, надо было сказать: в прошлом 136 г. Ф. Кантакузин же прибыл в Москву 11 декабря 1627 г. и на обратном пути вместе с С. Яковлевым был передан из Войска Донского в Азов около 13 июля 1628 г.

О набеге к Стамбулу грамота говорит следующее: «И ныне нам… учинилося ведомо, что вы, атаманы и казаки, сложась с запорожскими черкасы, на море ходили и городы турского (султана. — В.К.) воевали, и приходили близко самого Царьгорода, и многие городы взяли, и села и деревни пожгли, а людей побили, и с Азовом воевались по то время, как пришли на Дон послы наши и турской посол, и то все турской посол и капычеи (капуджи — дворцовые привратники. — В.К.), и турчаня, которые с ними, видели, как вы с моря пришли и полон с собою привезли; и за тем послом нашим и турскому послу на Дону было долгое мешканье».

Причина последнего, несомненно, заключалась в том, что казаки, как и в других случаях, не передавали послов в Азов, пока не вернулась с моря действовавшая там флотилия [446]. По-видимому, это произошло незадолго до 13 июля. Поход, судя по документу, был вполне успешным.

Далее в грамоте прописывался выговор Войску Донскому и одновременно содержалось «прощение», сопровождавшееся, впрочем, очередными угрозами. «А вы, атаманы и казаки, — говорилось в послании, — нашего царского указу и повеленья не слушаете и наше государское жалованье ставите ни во что, делаете так, забыв свои головы; меж нас, великих государей, ссору делаете, сложились з запорожскими черкасы, а сами ведаете, что запорожские черкасы служат польскому королю, а польской король нам неприятель и всякое зло на наше государство умышляет, и хочет того, чтоб нас со всеми государи ссорить…»

После риторического вопроса, не думают ли казаки, что великий государь не может с ними «управитца», следовало утверждение, что если бы «не заступленье и милость» к ним патриарха Филарета, то он, царь, учинил бы «указ». Однако по совету патриарха же, продолжала грамота, «положили есмя то на милость, наказанья вам ныне учинить не велели, ожидая от вас в ваших винах исправленья». Если же походы на море продолжатся, то «мы вперед терпеть не учнем, и милости нашей к вам вперед не будет: велим за то ваше непослушанье казнити смертью. И вы б, атаманы и казаки, такова дурна вперед отстали… искали б естя к себе нашие милости, а не опалы».

Ю.П. Тушин почему-то рассматривает изложенную информацию о походе как «сообщение турецкого посла в Москве», хотя, как мы видели, казаки вернулись с моря, когда Ф. Кантакузин уже находился на пути домой. Скорее всего, о походе сообщил с Дона в Москву С. Яковлев. Османскому же послу было особенно оскорбительно ожидать и наблюдать возвращение донской флотилии из-под своей столицы. Неприятность усугублялась тем, что он привозил в Москву предложение о турецко-русском союзе против Польши с соответствующими взаимными обязательствами удерживать от набегов татар и казаков, а московское посольство везло послание Мураду IV, в котором царь заверял падишаха, что донцы на море не ходят, с турками «ничем не зацепляются» и впредь не будут, и просил султана, чтобы «в том… верил слову… государскому».

Турецкие источники подтверждают, что в 1628 г. донцы действительно совершили массированное нападение на Босфор. «Опустошительный набег на стамбульские окрестности 150-ти шаек (чаек. — В.К.) донских казаков, когда они между прочим разграбили местечко Новую деревню, — пишет тюрколог В.Д. Смирнов, — …упоминается всеми современными историками (автор ссылается на «Фезлеке» Кятиба Челеби, хронику Мустафы Наймы и «Ревзетуль-эбрар». — В.К.) под 14 шевваля 1037 (1628) года». 14 шаввала, по нашему пересчету, соответствует 8 июня [447]. Мы видим, что Еникёй снова, как и в 1624 г., стал объектом атаки и разгрома. Можно предположить, что были также атакованы какие-то пункты севернее Еникёя — Сарыер, Бююкдере, Тарабья или Бейкоз. Состав флотилии, совершавшей этот набег, явно преувеличен османскими современниками [448].

Казачьи нападения 1610—1620-х гг. показали, что замки Румелихисары и Анадолухисары оказались не в состоянии прикрыть имперскую столицу, не говоря уже о том, что они не играли никакой роли в обороне северной части Босфора. Стала очевидной необходимость предпринять какие-то кардинальные меры, способные предотвратить появление казаков в проливе и их угрозу Стамбулу. По мнению правящих кругов и командования вооруженных сил Турции, лучше всего было возвести новые сильные крепости на Босфоре, но гораздо севернее прежних, при самом входе в пролив из Черного моря.

Мощным толчком к принятию такого решения послужил сокрушительный набег казаков 9 июля 1624 г., о чем свидетельствуют современники. Приближенный Мурада IV Кучибей, говоря о побудительном мотиве сооружения новых фортов на Босфоре, имеет в виду разгром 1624 г. «После того как в год вступления на престол султана Мурада IV [449]днепровские казаки… совершили нападение, — читаем у Эвлии Челеби, — в ответ на это вышеназванный султан приказал воздвигнуть у входа в Босфор крепость Кавак, а напротив нее — крепость Юрус» [450]. «Вследствие этого (разгрома босфорских селений 1624 г. — В.К.), — говорится в греческой записи на рукописи афонского монастыря, — построили две новых башни… одну на европейском берегу, другую на азиатском».

Согласно Эвлии, конкретное решение о строительстве крепостей было принято на совещании у султана, обсуждавшем грабежи и сожжение Тарабьи и Еникёя, а также Бююкдере и Сарыера. Мурад IV обменивался мнениями со своими везирами и по совету Реджеб-паши и Кузу Али-аги приказал соорудить два сильных замка на обеих сторонах пролива, чтобы закрыть вход казакам из Черного моря. Кучибей говорит, что форты «понадобилось построить в проливе» для «отражения… разбоев и злодейств» казаков и «для защиты стамбульской стороны» (в другом варианте сочинения того же автора: «для защиты стамбульских окрестностей»).

Цель строительства прекрасно понимали и европейские современники. В итальянском источнике фигурирует задача удержания казаков перед Босфором, а Ж. Шарден писал, что крепости возводились, «чтобы преградить вход в пролив казакам, московитам и полякам, приходившим прежде на своих судах и совершавшим набеги в виду самого Константинополя» [451].

В начале Босфора, в местности, которая при византийцах называлась Гиерон, на мысу с одноименным названием, когда-то [452]уже существовали два замка. Древнейшим из них являлся располагавшийся на азиатском берегу пролива, севернее позднейшего Анадолукавагы, и именовавшийся Гиероном, или Генуэзским замком, а при турках — Юрусом. В свое время это был замок-храм халкедонцев, а под конец византийской эпохи — замок генуэзцев, которые собирали там пошлину.