Владимир Королёв - Босфорская война

Г.П. Пингирян говорит и о нападении запорожцев на Босфор, произошедшем осенью 1622 г., т.е. уже после рассмотренного нами похода. По словам историка, «близко подъехавшие к Стамбулу по сухопутной дороге участники посольства К. Збаражского (Збараского. — В.К.) не решились въехать в столицу, ибо наблюдали полыхавшие на горизонте вдоль черноморского побережья Турции зарева пожаров — результат нападения украинских казаков, дошедших вплоть до Еникёя». Эти обстоятельства в совокупности с волнениями в Стамбуле, не связанными с казачьими действиями, привели к тому, что посольство долго отсиживалось вне столицы. Г.П. Пингирян ссылается на поэму-хронику С. Твардовского, участника этой миссии, и одну из работ на армянском языке.

Согласно отчету о посольстве, К. Збараский со свитой въехал в Стамбул 9 ноября (30 октября), а в Молдавию, по пути к османской столице, прибыл после 21 (11) сентября, и следовательно, казачий набег должен был состояться в октябре или в крайнем случае в сентябре по старому стилю. Однако в упомянутом отчете не говорится ни о зареве пожаров, ни о слишком длительной задержке перед Стамбулом, хотя и сказано, что великий везир держал К. Збараского «пять дней за 2 мили от Константинополя». С учетом того, что и нападение 30 казачьих судов на Кандыру Г.П. Пингирян относит к осени, полагаем осенний набег на Босфор 1622 г. нереальным.

Но как бы то ни было, события этого и предшествующих лет показали, что Босфорская война казачества разгоралась, и Ватикан был прав, когда в инструкции от 14 (4) декабря 1622 г. для епископа Джана Ланцелотти, назначенного нунцием в Польшу, констатировал, что к этому времени «горстка казаков на небольших судах не раз могла… грабить или стращать» турецкую столицу.

«Следует отметить, — пишет Ю.П. Тушин, — что походы казаков на Азовское и Черное моря в 1623 г. до настоящего времени остаются наименее изученными». Это замечание вообще справедливо, и особенно в отношении казачьих действий у Босфора. Далее мы увидим, что Эвлия Челеби, В.М. Истрин, Д.И. Эварницкий, Б.В. Лунин, М.А. Алекберли и другие ошибочно относят к указанному году операции, осуществленные казаками в следующем, 1624 г. При этом отечественные авторы ничего не говорят о подлинных казачьих действиях, относящихся именно к 1623 г. «Сопоставление различных источников позволяет восстановить картину событий», — утверждает Ю.П. Тушин, но тут же повторяет ошибку своих предшественников [179].

В зиму 1622—1623 гг. османские власти были уверены, что с началом навигации последуют новые набеги казаков, в том числе на Босфор. «И теперь я знаю, — заявлял Хедим Гюрджю Мехмед-паша К. Збараскому, — казаки готовятся и будут здесь (беседа происходила в Стамбуле. — В.К.). У нас прекрасные места, и они не задержатся (прийти. — В.К.)». «Если вскоре появятся, — отвечал посол, разыгрывая "казачью карту", —… мой государь предпримет по отношению к ним справедливые меры, смотря по тому, чего они заслуживают. Сделайте и вы так, как обещали (относительно прекращения татарских набегов на Польшу. — В.К.). А им (казакам. — В.К.) готовиться и не нужно, они готовы. Если меня так долго будешь держать… безусловно, дождешься их».

Переговоры о заключении мирного договора затягивались. «Везиры, — по словам К. Збараского, — опасались за свою участь: если бы оформили со мной договор, а потом вторглись бы [к ним] казаки, то гнев войска обратился бы на них, отпустивших меня».

После мюшавере — совещания у великого везира с участием крупных феодалов — создалась невыносимая обстановка для посольства, и речь шла уже о жизни посла. «Зачем пугаешь меня толпами разъяренных янычар? — спрашивал К. Збараский у аги. — Если погибну… то каким это будет… позором для вас! Повсюду разнесется весть, что убили посла. Весть о том дойдет до Полыни, стократно усилит жажду мести шляхетской молодежи. Она двинется на вас по суше, поплывет по Черному морю на тысяче вооруженных чаек к берегам Азии, к Босфору, к самим стенам Сераля принесет смерть и опустошение». Разумеется, эта угроза была мифической: Польша не имела возможности начать широкое наступление на Турцию, а попасть на Босфор шляхтичи могли лишь вместе с запорожцами и на их судах [180], но характерна сама форма заявления, которая могла возникнуть только в связи с казачьими набегами к проливу.

На новом мюшавере под председательством нового великого везира Мере Хюсейн-паши все-таки было решено подписать мирный договор с условием удержания татарских и казачьих вторжений. «Чтобы от короля польского, от его старост и капитанов, от разбойников-казаков, от находящихся в его подданстве своевольных людей, — говорилось в первом пункте договора 1623 г., — нашим (турецким. — В.К.) державам, пограничным замкам, селам, местечкам и всем другим моим (султана. — В.К.) владениям никоим образом не причиняли никаких беспокойств и ущерба, чтобы на Черном море и слова «казак» слышно не было. К тому же, если от разбойников-казаков будут какие-либо потери, чтобы не было отговорок, будто нанесли их московские казаки. Не следует позволять казакам московским с казаками польскими соединяться, помогать друг другу. Следует силой их сдерживать, а непослушных тотчас карать».

Обе стороны, польская и турецкая, договаривались, игнорируя интересы и мнение казачества и будучи не в силах контролировать его поведение. Впрочем, в действенность договора в Стамбуле мало кто верил. 19 (9) марта Ф. де Сези сообщал, что турки продолжают готовить «на Дунае и вдоль берегов Черного моря» корабли, «чтобы противостоять казакам, ибо эти люди, как здесь полагают, должны прийти в этом году с войной несмотря на мир с поляками».

Запорожцы в самом деле готовились с наступлением весны продолжить военные действия, хотя старшина под давлением Варшавы пыталась сдерживать казаков.

Первое сообщение о выходе сечевиков в море мы имеем в депеше Т. Роу Д. Кэлверту от 5- апреля. Гетман Войска Запорожского Михаило Дорошенко 20 мая (стиль неясен) писал киевскому воеводе Т. Замойскому, что часть казаков, воспользовавшись смертью прежнего гетмана Богдана Конши, самовольно отправилась в морской поход. Воевода выразил недовольство этим обстоятельством, и М. Дорошенко послал гонцов вдогонку за ослушниками, но те категорически отказались подчиниться королевскому приказу: «позабыв, видимо, о каре господней, вышли в море, не пожелав вернуться». Гетман выражал сожаление в связи с этим «проступком» запорожцев. Под 10 июня (31 мая) выход казачьих судов в море отметил и шляхтич Красовский, ведший «Дневник значительных событий, произошедших в Крыму в 1623 году». Трудно сказать, о нескольких ли выходах идет речь или о запаздывавшей информации, связанной с одним выходом.