Владимир Королёв - Босфорская война

«Мы, — сказали они, — хорошо знаем, что хотя большая часть казаков, которые находятся здесь, имеет желание пролить кровь за православную веру и служа в[ашему] в[ысочеству], все же имеются еще и такие, которые больше думают о своих собственных интересах, чем о служении и усердии к христианской вере. Значит, чтобы не появилось никаких неприятностей и особенно когда будем штурмовать Константинополь, чтобы в то же самое время злонамеренные не стали грабить предместья и, захватив добычу, не убежали, уложив ее в лодки и бросив дело и отряд, пусть в[аше] в[ысочество] велит собрать всех казаков, указав, в который час, а мы их предупредим, и попросит, чтобы сразу как только мы достигнем Босфора Фракийского и сойдем на берег, где вам понравится, они сожгли бы все лодки, чтобы кто-нибудь не подумал покинуть предпринятое дело».

«Султан (Яхья. — B.K.), — по Р. Леваковичу, — очень похвалил за эти предупреждения и приказал полковникам и капитанам лодок [355]собрать все войско в поле, потому что ему надо изложить им много важных вопросов. Они сразу же собрались на Синопском поле, и султан вышел на средину и сказал громким голосом по-рутенски следующие слова». Далее Р. Левакович приводит полный текст речи «царевича». Извинившись перед читателем за длинные цитаты, воспроизведем основные положения этой речи и мы.

«Господа полковники и славное войско, еще свежо в памяти обещание, которое вы мне дали на Запорожье, и живет в вашей груди ваше героическое решение; я уверен, что вы не нарушите обещания, более того, уверен, что вы будете мужественно сражаться и умрете (если потребуется) вместе со мной за веру христианскую православную; также совершенно не сомневаюсь в том, что мы с благословения и помощью божией одержим славно победу. Итак, поскольку подошло время, когда нам надо высадиться на Босфоре Фракийском, чтобы напасть на императорский город Константинополь и храбро драться, будучи смелы духом и непоколебимы намерением, и либо победить, либо умереть.

Раз мы приняли это твердое решение, я как главное орудие этого святого дела, видя впереди некоторые неприятности, которые могли бы возникнуть в войне и легко привести к нашему концу, хочу, чтобы мы по общему согласию избежали этого, чтобы мы, руководя этим очень героическим делом, могли заслужить у всемогущего Бога бессмертную славу, а в мировой истории оставили потомкам вечную память о себе. Будьте же последовательны, о уважаемые поборники своего слова, и еще до того, как я вам объясню, чего я от вас желаю, подтвердите еще раз клятву следовать за мной до самой смерти».

После этих слов все войско будто бы закричало: «Да, да, повелевай нами, о король Александр, приказывай все, что хочешь, чтобы мы сделали, так как мы здесь для того, чтобы слушаться тебя». Яхья поблагодарил казаков и продолжал:

«Я хочу от этого славного войска и от каждого из вас, чтобы, когда наше войско высадится в Топхане (отсюда мы впервые узнаем место предполагавшейся высадки. — В.К.), вы сразу сожгли свои лодки, и это ради того, чтобы всем вместе сражаться и быть твердыми в намерении либо победить, либо отдать свою жизнь и чтобы ни у кого не было причины потерять мужество или покинуть дело и спастись бегством. Но поскольку с общего согласия мы намерены воевать за веру православную и [хотим], чтобы понравилось Богу выполнение наших желаний и использование наших сил против наших врагов, я вас уверяю, что когда турки увидят нашу твердую решимость, нашу сплоченность и упорство [в намерении] либо победить, либо умереть, многие из них побегут как женщины, а многие сочтут за величайшую милость сдаться».

Далее Яхья предложил в случае своей гибели в сражении избрать «вождем» М. Пилато и завершил речь следующим образом:

«Потом, если нашему Господу Богу будет угодно, что0ы мы, как я надеюсь, победили наших противников и взяли город Константинополь, не будет недостатка в лодках для тех, кто захочет вернуться на родину. Все же я вас прошу до поры, не только ради завоевания, но также и ради защиты города, держаться меня, пока не объединятся с нами наши братья болгары, сербы, албанцы и все другие воинственные люди, последователи православной веры, и пока я им не дам возможность вооружиться, чтобы увеличить наше войско, защищающееся от азиатских армий, выступающих против нас [356]. Ибо, если поступить по-другому, без сомнения, будет постыдно и с ущербом утрачено то, что было завоевано нами с такой славой и такой ценой».

«Не успел Яхия закончить речь этими словами, — говорит В. Катуальди, — как 80 000 сабель заблестели на солнце и были потрясены при одном могучем крике: "Бог тебе в помощь; да здравствует царь Александр!"» Так было получено единодушное согласие запорожцев на предложение Яхьи.

Эта речь самозванца и обстоятельства ее произнесения вызывают немало подозрений в том, что она имеет литературное происхождение. В пользу этого говорит хотя бы совершенная полнота ее воспроизведения при том, что вряд ли выступление Яхьи на Синопском поле кем-либо синхронно записывалось. Несколько удивляют казачьи полковники «навеселе», начавшие разговор с «царевичем» о судьбе экспедиции, поскольку и в Сечи, и на Дону категорически запрещалось брать в морские походы спиртные напитки и, соответственно, употреблять их во время походов, а полковники как раз должны были следить за выполнением этого правила и подавать пример походной трезвости [357].

Еще больше удивляет, что именно они, а не особо заинтересованный «царевич», предложили сжечь суда. Это предложение выглядит вообще совершенным нонсенсом для казаков, участвовавших в морском походе, и предполагает такое необыкновенное казачье единство в стремлении посадить Яхью на престол, которое на самом деле в источниках не просматривается. Полное единодушие войска в восприятии идеи сжечь суда выглядит весьма странным при существовании отмеченного «великого различия настроений», а также «взрывного характера» многих казаков, который ранее привел к запорожско-донскому столкновению. Странно, что казаки и особенно их руководители, которые обычно тщательно продумывали операцию, определяли места высадки десанта и т.п., теперь соглашались высадиться в любом месте Босфора, которое понравится Яхье. Наконец, возгласы типа «повелевай нами, о король» и обещания слепо повиноваться любым приказам «царевича» не кажутся характерными для вольнолюбивых, самолюбивых, самостоятельных и инициативных казаков.

Пожалуй, едва ли не единственное, во что можно поверить, читая речь Яхьи, так это то, что он обладал красноречием. Сама же речь, если она хотя бы очень приблизительно отражала действительно сказанное, может показывать, каким образом, с помощью каких словесных формул претендент «обрабатывал» казаков в Сечи, склоняя их на свою сторону.