Ярослав Бутаков - Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Спекулируя на выявившихся трудностях государства в деле организации обороны, оппозиционные партии вскоре, под предлогом «помощи правительству», стали создавать различные организации: по мобилизации местной и кустарной промышленности в помощь снабжению армии, снабжению продовольствием, помощи раненым и увечным и т.д. Их деятельность была объединена на высшем уровне созданием в июне 1915 г. Главного комитета но снабжению Российской армии, образованного под эгидой Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов (Земгор). Это были объединения гласных (депутатов) местных органов самоуправления — земств и городских дум. Они состояли не только из либералов, но и из правых, однако либеральная струя в этом Комитете сразу возобладала.

Земгор развил бурную, но главным образом — пиарную деятельность, показывая всем, как «общественность», «героически» преодолевая бюрократические препоны, помогает родной армии. Ныне признано, что реальная роль этой организации в помощи Русской армии была ничтожной. В своей преобладающей части материальное снабжение войск осуществлялось силами государственных органов. Благодаря щедрым субсидиям богатых буржуазных оппозиционеров Земгор предлагал своим служащим жалованья значительно выше тех, которые назначались служащим госаппарата примерно за ту же работу. Служба в органах Земгора давала бронь от мобилизации, что сразу привлекло туда множество молодых людей, стремившихся законным образом избежать призыва. Эту сытую армию уклонистов народ и прозвал «земгусарами».

Главная тяжесть мобилизаций и военных потерь падала прежде всего на крестьянство, затем — на рабочий класс, и уже потом — на более обеспеченные слои населения. Неизбежное снижение жизненного уровня тоже сказывалось в первую очередь на низах общества. В образе жизни элитных слоев с началом войны ничего не изменилось. Для них как будто не существовало Отечественной войны. Отдельные личные исключения не в счет, ибо народ судил по картине в целом. И, опять же, для народа не было существенной разницы между политическими позициями, скажем, Милюкова и Дурново. В его тазах оба они принадлежали к одному господствующему классу, и отношение к ним было одинаковым.

Кучке промышленных и финансовых магнатов (олигархам по-нынешнему) война предоставила возможности баснословной наживы. Процент прибыли на казенных заказах намного превышал таковой в обычное, мирное время. Наживались на этом (на «откатах», как теперь говорят) и крупные госчиновники, по протекции которых эти заказы предоставлялись. Всем вокруг война — горе, а этим — средство обогащения…

Следует упомянуть еще одну немаловажную деталь, которой почему-то уделяют недостаточное внимание в анализе психологических причин революции. С началом Отечественной войны Николай II ввел в стране «сухой закон». Движимый религиозными побуждениями, царь решил использовать момент для решительного шага по пути утверждения народной трезвости. Первоначально это объявлялось мерой военного времени, но государь в беседах с некоторыми приближенными говорил, что собирается продлить эту меру и по окончании войны. Была запрещена не только казенная, но и частная торговля крепкими спиртными напитками. Как представляется, фактор внезапного и всеобщего протрезвления (в буквальном смысле этого слова) народных масс историки пока не оценили должным образом. Но на фоне всеобщей трезвости военного времени отдельные представители высших классов продолжали кутить не только дома, втихую пропивая прежние запасы спиртного, но и открыто — в элитных ресторанах. Полиция привычно не вмешивалась — ведь гуляют-то господа! Богатым закон не писан?..

Российские либералы, представлявшие интересы и симпатии примерно лишь двух с половиной процентов всего населения страны [23] Если судить по итогам выборов в Учредительное собрание осенью 1917 г. , надеялись, что смогут править страной одни, без царя. Забыли они предупреждение одного из умнейших представителей либерального лагеря, произнесенное в 1909 г.:

«Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной!» {70} 70 Гершензон М.О. Творческое самосознание / «Вехи». В кн.: Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991. С. 101.

Главным и роковым следствием неудачной кампании 1915 г. стало не поражение Русской армии, по-прежнему способной нанести врагу сокрушительный удар (что показал последующий Брусиловский прорыв), а подрыв у нации веры в то, что существующая власть может довести войну до победы. Этому подрыву вольно или невольно содействовали и статусные «слуги государевы».

В ту тревожную пору лейтмотивом на заседаниях Совета министров стали постоянные жалобы на вмешательство военных начальников в дела внутреннего управления: «Дезорганизация принимает столь угрожающий характер, что становится страшно за будущее… Распоряжаются все, начиная от любого предприимчивого прапорщика… Но министр внутренних дел ничего не может сделать… Становится невыносимо работать. Вес планы, предположения, расчеты нарушаются произволом любого тылового вояки… Жизнь страны расстраивается, правительственный механизм разлагается, повсюду хаос и недовольство» {71} 71 Архив русской революции / Под ред. Гессена Г.В. Берлин, 1922. Т. 18. С. 18—21. . Следует заметить, что «Положение о полевом управлении войск», на основании которого действовала Ставка ВГК, создавалось с расчетом, что Верховным главнокомандующим будет сам государь. Поэтому обе власти — военная и гражданская — на театре войны будут объединены в его руках. Казалось бы, из реплик и общего настроения министров логически следовало, что они поддержат замену великого князя царем на посту Верховного.

Но не тут-то было! 6 августа 1915 г. военный министр А.А. Поливанов раскрыл перед коллегами по кабинету тайну, которую в этот же день конфиденциально доверил ему государь. Министр нарушил слово, данное царю, так как, по его мнению, «как ни ужасно то, что происходит на фронте, есть еще одно гораздо более страшное событие, которое угрожает России», о котором он «обязан предупредить правительство». Это было решение государя лично вступить в верховное командование Русской армией. Как и ожидал Поливанов, его известие произвело на коллег эффект разорвавшейся бомбы. Общее резюме выразил министр земледелия А.В. Кривошеин: «Надо протестовать, умолять, настаивать, просить, словом — использовать все доступные нам способы, чтобы удержать Его величество от бесповоротного шага» {72} 72 Архив русской революции. Т. 18. С. 55. . «Трудно понять, что было подлинной причиной этой чрезвычайно эмоциональной, теперь можно было бы даже сказать — ирранцональной, реакции на решение, которое, в конце концов, было достаточно мотивировано и вполне отвечало статусу монарха» {73} 73 Катков Г.М. Ук. соч. С. 153. .