Олег Смыслов - Иуды в погонах

В 2-х километрах от пос. Карманово в направлении дер. Самуйлово нач. РО НКВД тов. ВЕТРОВ заметил мотоцикл, движущийся в пос. Карманово, и но приметам определил, что ехавшие на мотоцикле являются те лица, которые выехали от приземлившегося самолета, стал на велосипеде преследовать их и настиг в нос. Карманово.

Ехавшие на мотоцикле оказались: мужчина в кожаном летнем пальто, с погонами майора, имел четыре ордена и Золотую звезду Героя Советского Союза.

Женщина в шинели с погонами младшего лейтенанта.

Остановив мотоцикл и отрекомендовав себя начальником РО НКВД, тов. ВЕТРОВ потребовал документ у ехавшего на мотоцикле майора, который предъявил удостоверение личности на имя ТАВРИНА Петра Ивановича. — Зам. Нач. ОКР Смерш 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта.

На предложение тов. ВЕТРОВА следовать в РО НКВД, ТАВРИН категорически отказался, мотивируя тем, что ему, как прибывшему но срочному вызову с фронта, каждая минута дорога.

Лишь при помощи прибывших работников РО УНКВД ТАВРИНА удалось доставить в РО НКВД.

В Райотделении НКВД ТАВРИН предъявил удостоверение за № 1284 от 5ЛХ-44 г. со штампом начальника п.п. 26224, что он командируется в гор, Москву, Главное управление НКО Смерш и телеграмму Главного Управления КРО Смерш НКО СССР № 01024 и такого же содержания командировочное удостоверение.

После проверки документов через Начальника Гжатского РО НКВД тов. ИВАНОВА была запрошена Москва и установлено, что ТАВРИН в Главное Управление КРО Смерш НКО не вызывался и таковой на работе в КРО Смерш 39 армии не значится, он был обезоружен и сознался, что он переброшен на самолете немецкой разведкой для диверсий и террора.

При личном обыске и в мотоцикле, на котором следовал ТАВРИН, обнаружено 3 чемодана с разными вещами, 4 орденских книжки, 5 орденов, 2 медали, Золотая звезда Героя Советского Союза и гвардейский значок, ряд документов на имя ТАВРИНА, денег совзнаками 428 400 руб., 116 мастичных печатей, 7 пистолетов, 2 охотничьих ружья центрального боя, 5 гранат, 1 мина и много боепатронов…»

Документ второй — это «Докладная записка», прежде всего товарищу Сталину И.В. из НКГБ СССР, датированная 30 сентября 1942 года. В ней уже немного другое содержание:

«5 сентября с.г. близ районного центра Смоленской области — с. Карманово сотрудники НКВД—НКГБ задержали показавшегося подозрительным неизвестного в форме майора Красной Армии. Он следовал на мотоцикле с коляской по дороге на Ржев и предъявил документы на имя Героя Советского Союза Таврина Петра Ивановича. Вместе с ним была задержана женщина, следовавшая в коляске мотоцикла, назвавшаяся женой Таврина — Шиловой Лидией Петровной. При обыске задержанных изъято:

а) специальный аппарат “панцеркнаке” с 9 зарядами. При исследовании установлено, что снаряд “панцеркнаке” калибр 30 мм, длиной 170 мм, весом 235 граммов является бронебойно-фугасной гранатой кумулятивного действия с бронепробиваемостью стрельбы до 300 метров. Аппарат соединен тонким проводом с электрической батареей и приводится в действие нажатием кнопки…

С сентября 1943 года по август 1944 года включительно (Таврин) сначала в Пскове, а затем в Риге и Берлине под руководством начальника Восточного отдела СД Грефе, сотрудника СД (принимавшего участие в похищении Муссолини) Скорцепи и начальника рижского СД майора СС Крауса проходил в индивидуальном порядке особую подготовку как террорист для совершения террористических актов против руководителей СССР.

Кроме того, обработку Таврина на протяжении длительного времени вел находящийся в Германии изменник Родины — бывший секретарь Ростокинского райкома ВКП(б) г. Москвы Г.Н. Жиленков.

В ночь с 4 на 5 сентября с.г. он был переброшен через линию фронта с Рижского аэродрома на четырехмоторном транспортном немецком самолете, оборудованном для посадки на неприспособленных площадках, и высажен вместе с мотоциклом в районе с. Карманово. Переброску организовал германский разведывательный орган СД в Риге, условно именуемый “Цеппелин”.

Цель переброски — организовать и осуществить террористический акт против т. Сталина, а при удобном случае также и других членов правительства — Берии, Кагановича и Молотова. Прилагается альбом вещественных доказательств но делу.

Для выявления дальнейших намерений германской разведки по делу Таврина начата радиоигра с немцами. 25 октября с.г. радиоцентром противника установлена двусторонняя связь. В качестве радистки используется жена Таврина — Шилова Лидия Яковлевна (арестована), которая прошла у немцев курс радиодела и была выброшена в тыл вместе с Тавриным…»

Таким образом, возвращение Таврина на Родину стало приятым сюрпризом для её спецслужб и «киндерсюрпризом» для самого «героя». Не ожидал он такой встречи с «оркестром и цветами», потому как планы у него были совершенно земные, но бес, что называется, попутал…

Сегодня кто-то бы сказал по поводу задержания Таврина: «Попал под замес!» Но что есть, то есть. Однако запомним содержание двух документов. Оно нам еще обязательно пригодится.

В немецком плену Шило-Таврина, как оказалось, не ждали с распростёртыми объятиями. Это только в листовках были шутки да прибаутки. В реальности все оказалось куда сложнее. Но здесь для него было своего рода спасение.

«Будучи сыном сапожника, немцам он говорит, что его отец полковник царской армии, и поэтому, дескать, он, Пётр Шило, постоянно преследовался органами советской власти, — пишет А. Михайлов. — Чтобы набить себе цену, рассказывает небылицы о положении советских войск на том участке, где воевал. Врал самозабвенно, не думая о последствиях. Чем выше уровень допросов, тем шире был размах его вранья. Слушая его, немцы только покачивают головой. Наконец офицер, осуществлявший опрос, не выдерживает. Оп расстилает перед Тавриным карту.

— Это вот данные вчерашнего дня нашей авиаразведки, которые не подтверждают такого числа советских войск в местах, которые вы назвали. Разрешите вас спросить: чему же верить?

“После этого, — показывал позже уже советским следователям Таврин, — меня больше никуда не вызывали и ни о чем больше не спрашивали”.

Это но военным вопросам. Но ведь Таврин выдавал себя еще и за инженера-геолога, который стоял у истоков строительства Магнитогорского мартеновского завода, разведывал запасы горы Магнитной.

И вот однажды, — рассказывал Таврин, — майор, который меня допрашивал, велел мне подробно описать мартеновский завод, сделать на листе ватмана его эскиз, а также изобразить разрез горы Магнитной. Вот тут-то я и подзадумался.

Художничал три дня, писал и рисовал, что в голову пришло. Майор посмотрел мою писанину и спрашивает: “А где же рудодробильная фабрика?” Я же и понятия не имел, что есть такая. Хотел возразить майору, что, мол, нет такой фабрики на Магнитогорском заводе, но майор рукой махнул: “Что касается горы “Магнитной”, то, по моим расчётам, общий баланс выражался в миллиардах тонн руды, в то время как у майора в его справочнике значилось всего в десятках миллионов”».