Илья Ульянов - 1812. Русская пехота в бою

Французский генерал, выведенный из себя, послал еще трех адъютантов с приказанием атаковать высоту; отряд двинулся вперед, но капитан Арцыбашев опять показался из-за высоты со своими тощими резервами, и французские колонны опять остановились. Таким образом 2-й батальон Л.-Гв. Литовского полка, истощенный предшествовавшими потерями, удерживал высоту без всякой посторонней поддержки и без резерва, сильно страдая от огня многочисленного неприятеля. В это время я был тяжело ранен в левую ногу с раздроблением кости. Не чувствуя сначала большой боли, я перевязал крепко платком рану и оставался значительное время при батальоне; но когда начало ногу сводить и боль чрезвычайно усилилась, я подозвал к себе капитана Арцыбашева, объявил ему о своей ране и о том, что не имею уже сил стоять и поручил ему командовать батальоном. А чтобы не обескураживать солдат, я не взял ни одного человека для помощи, хотя и чувствовал, что далеко не уйду, и пошел, опираясь на саблю, искать лекаря» [125, с. 71, 72].

По свидетельству очевидцев, батальоны Литовского полка постоянно находились в сфере действия картечного огня, что подтверждается и самыми крупными (в абсолютных величинах) безвозвратными полковыми потерями — полк потерял 436 человек убитыми и ИЗ пропавшими без вести, при этом ранено было 532 человека.

Подробности боя за саму деревню Семеновскую мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Видимо, немногие из находившихся на развалинах солдат остались в живых: защитники деревни не оставили своих позиций. После одновременной атаки неприятельской пехоты и кавалерии русские батальоны были рассеяны, но солдаты продолжали сражаться до конца [130, с. 36]. Н.И. Андреев из 50-го егерского вспоминал: «Наша дивизия была уничтожена… Меня опять послали за порохом, и я, проезжая верхом, не мог не только по дороге, но и полем проехать от раненых и изувеченных людей и лошадей, бежавших в ужаснейшем виде. Ужасы сии я описывать не в силах; да и теперь вспомнить не могу ужаснейшего зрелища. А стук от орудий был таков, что за пять верст оглушало, и сие было беспрерывно… Это было в 7 часов вечера. Я отослал ящики назад, а сам поехал вперед к деревне Семеновской, которая пылала в огне. На поле встретил я нашего майора Бурмина, у которого было 40 человек. Это был наш полк. Он велел сих людей вести в стрелки. Я пошел, и они мне сказали: «ваше благородие, наш полк весь тут, ведите нас последних добивать». [87, с. 192, 193]

В то время, когда на флешах еще шли тяжелые бои, 4-й корпус Великой армии под командованием генерала Е.Богарне, захватив Бородино и тем обеспечив свой левый фланг, двинулся к «Большому редуту» — русской батарее Раевского. Как оказалось, выйти на позиции для атаки было совсем непросто, так как кустарники у устья Семеновского ручья занимала егерская бригада 26-й дивизии, заставлявшая французов дорого платить за каждый шаг. По словам И.Ф. Паскевича, «пройти кустарники стоило французам величайших усилий. Более часа егеря моей дивизии удерживали их наступление» [124, с. 102]. Бой егерских цепей разбивался на отдельные схватки, в которых очень многое зависело от выучки и инициативности солдат и офицеров. Так, в 5-м егерском полку знаками отличия военного ордена были награждены барабанщики Иван Андреев, Герасим Манихин и рядовые Яков Яковлев, Софрон Васильев, Карп Афанасьев, Филипп Иванов, которые, «когда неприятелем были отрезаны, то, не теряя присутствия духа, соглася всех наших с ними бывших солдат, ударили храбро на штыки и тем освободились от плена, нанеся немалый урон неприятелю». Еще 18 рядовых егерей были награждены за то, что «находясь в стрелках, пригласили своих товарищей, ударили на неприятельское орудие, которое мужественными их подвигами взято в плен» [94, с. 147, 148].

Паскевич так вспоминал о дальнейших действиях своей дивизии: «Видя, что неприятель приготовляется к нападению, вышел к нему на встречу с остальными полками своей дивизии, собрав своих егерей, разместив войска по обоим флангам люнета, поставил я Нижегородский и Орловский полки по правую сторону, Ладожский и один батальон Полтавского — по левую, а другой батальон Полтавского рассыпал по укреплению и во рву 18, 19 и 40-й егерские полки расположены позади люнета в резерве» [124, с. 102, 103]. По уверению генерала, он даже выдвинул полки вперед, некоторое время удерживал натиск передовых батальонов французов и отступил за батарею, понеся немалые потери.

Сама «батарея Раевского», или «центральный редут», представляла собой земляной люнет из двух загнутых к тылу фасов, защищенный сзади двойным палисадом из заостренных бревен; с обоих флангов между фасами укрепления и палисадом оставались проходы [83, с. 153].

Около 9 часов утра Е. Богарне повел наступление на батарею, и пятибатальонный 30-й линейный полк под командованием генерала Ш. Бонами сумел ворваться на батарею. Очевидно, в этот момент ветер совершенно утих, и пороховое облако так плотно укутало вершину холма, что приближение французов не было вовремя замечено. Сам Н.Н. Раевский, находящийся в укреплении, увидел французских пехотинцев уже в тот момент, когда они с тыла вбегали на площадку батареи. Внезапное появление неприятельской пехоты перед колоннами некоторых полков 26-й дивизии вызвало настоящую панику — русские войска отхлынули от вершины кургана. Впрочем, замешательство было недолгим: генерал-майор И.Ф. Паскевич повел в атаку батальоны 26-й и 12-й дивизии с левого фланга, а в центре и на правом фланге атаку возглавили генерал-майоры И.В. Васильчиков и А.П. Ермолов с батальонами 26-й и 24-й дивизий, а также с 18-м егерским полком.

Дружный натиск русских полков заставил французов отступить далеко от батареи, 30-й полк был почти полностью уничтожен, а сам генерал Бонами взят в плен фельдфебелем 18-го егерского полка В.В. Золотовым.

Для полков 24-й пехотной дивизии центральная высота стала подлинной голгофой. Все полки дивизии приняли участие в контратаке на захваченную французами батарею. 19-й и 40-й егерский, а также, видимо, 3-й батальон Уфимского полка ворвались в укрепление, в то время как остальные полки, атакуя колоннами справа от высоты, остановили французов, стремящихся поддержать свой 30-й линейный полк, гибнущий на батарее. Атаку батальона уфимцев, двигавшихся «толпою в виде колонны», возглавил лично А.П. Ермолов. В своих воспоминаниях адъютант Барклая де Толли В.И. Левенштерн утверждал, что он первый лично повел на батарею батальон Томского полка, но в наградных документах этой части упоминаний о громком подвиге почему-то не содержится.