Олег Смыслов - Забытые герои войны

На другой день на газетных страницах родился миф про героическую русскую девушку, которая призывала советский народ бороться за Сталина. (В психиатрическую больницу имени Ганнушкина немедленно был послан наряд НКВД, который изъял историю болезни 3. Космодемьянской. Врачу Когановичу пригрозили сроком за разглашение, и до середины 50-х годов он молчал.)

Дальше — ясно.

Дальше взошла звезда Зои Космодемьянской

Что еще?

Ах, писатель…

Фамилия его была Голиков. Печатался под псевдонимом Гайдар. Аркадий Гайдар.

Вот так.

P.S.

После выхода в 2002 году моей книги «Власов» — нет, не в России, любезные читатели, там ее издавать упорно не хотят, — где приводится эта история, российская газета под соответствующим названием «Московский комсомолец» высказала свое недовольство. Меня обвинили в искажении фактов, в переписывании истории и т.п. (Это было до того, как Путин заявил, что «мы не позволим переписывать историю Великой Отечественной войны».) Но газета на манер всем известной унтер-офицерской вдовы сама себя высекла, опубликовала фотографию Гайдара в сумасшедшем доме (ныне психбольница № 3 им. Ганнушкина)».

Новоявленный разоблачитель, Владимир Семенович Батшев, который называет себя русским писателем, родился в 1947 году. В апреле 1966-го был осужден на 5 лет за тунеядство. Отбывал ссылку в селе Большой Улуй Красноярского края. Под давлением издательства «Посев» освобожден уже в 1968-м. С 1968 по 1975 г. участвовал в диссидентском движении. В феврале 1995 г. эмигрировал в Германию. С тех пор оттуда и пишет свои «баллады» (лиро-эпические произведения, т.е. рассказы, изложенные в поэтической форме, исторического или героического характера)…

15 октября 1941 года Государственный комитет обороны принял решение о срочной эвакуации из столицы иностранных миссий, Наркоматов обороны и ВМФ, Генштаба и правительства. Видя нередко убегающих начальников, москвичи решили, что город сдают врагу. В Москве началась самая настоящая паника. Ее жители устремились на восток, в городе грабили магазины, избивали эвакуировавших начальников, отбирали транспорт. Но были и те, кто в эти жуткие октябрьские дни готовился к уличным боям. Например, многие москвичи записывались в коммунистические, рабочие батальоны, боевые дружины, занимавшие оборону в городе. В каждом районе создавались отряды истребителей танков, парашютистов, подрывников и снайперов.

Комсомолка Зоя Космодемьянская была среди тех, кто остался тогда в Москве. М.М. Горинов пишет: «Во второй половине октября в Москве отбирали лучших комсомольцев для работы в тылу врага. Их вызывали в райкомы, где им вручали путевки. Затем в здании ЦК ВЛКСМ с каждым беседовали секретарь МГК комсомола А.Н. Шелепин и руководители разведывательно-диверсионной войсковой части № 9903. Как вспоминал Д.М. Дмитриев, 26 октября около 30 юношей и девушек вызвали в горком. Разговор в кабинете Шелепина был кратким и жестким. «Родине нужны бесстрашные патриоты, способные перенести самые тяжелые испытания, готовые на самопожертвование, — говорил Шелепин. — Хорошо, что все вы согласились пойти в немецкий тыл сражаться с врагом. Но может случиться, что 95% из вас погибнут. От фашистов не будет никакой пощады: они зверски расправляются с партизанами. Если кто-то из вас не готов к таким испытаниям, скажите прямо. Никто вас не осудит. Свое желание биться с врагом реализуете на фронте». Однако «отказников» не оказалось. Но брали не всех. У кого-то были нелады со здоровьем (требовалось предъявить медицинскую справку), кто-то слишком нервничал при разговоре, и возникали сомнения, как он поведет себя, если попадет в плен. Поначалу отказали и Зое, выглядевшей слишком юной и хрупкой».

31 октября 1941 года в 9 часов Зоя Космодемьянская вышла из своего дома и направилась прямиком к кинотеатру «Колизей» (ныне театр «Современник»), где был назначен сбор добровольцев, отобранных для действий в тылу врага. А отобрали около 2 тысяч человек. Всех их (девушек и юношей) обучали разведывательному и диверсионному делу только три дня, по ускоренной программе.

Уже через час после приезда, как вспоминала К.А. Милорадова, «начались занятия. В комнату принесли гранаты, пистолеты… Три дня ходили в лес, ставили мины, взрывали деревья, учились снимать часовых, пользоваться картой».

4 ноября первые две группы перебросили в район Волоколамска, где предстояло перейти линию фронта и выполнить специальное задание в пунктах, занятых врагом. Первое задание Зои и ее товарищей стало минирование дороги в тылу противника. Группа выполнила его успешно и без потерь вернулась в часть.

17 ноября Сталин и маршал Шапошников подписали приказ Ставки Верховного главнокомандующего № 0428, в котором говорилось:

«Ставка Верховного главнокомандующего приказывает:

1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. <���…>

2. В каждом полку создавать команды охотников по 20–30 человек каждая для взрыва и сжигания населенных пунктов, в которых располагаются войска противника. В команды охотников подбирать наиболее отважных и крепких в политико-моральном отношении бойцов, командиров и политработников…»

М.М. Горинов совершенно точно подчеркивает: «В начале 1990-х гг. много писалось о неоправданной жестокости, бесчеловечности данного приказа. Конечно, местных жителей, которые после поджога их домов среди зимы оставались без крова, можно только пожалеть. Но не нужно забывать, что гитлеровцы ставили задачу уничтожить русскую государственность и превратить всех оставшихся в живых русских в бесправных рабов арийской расы. <���…>

Русские должны были или победить — любой, самой страшной ценой, — или через какое-то время перестать существовать на этой земле как народ. Третьего было не дано».

Ведь это было самое страшное нашествие, какого еще не знала русская земля за всю свою многовековую историю. Вспомним 1812 год, нашествие Наполеона. Тогда население в 500 тысяч жителей целиком бежало из Москвы. Бежало в чем попало, оставив самое ценное. Город же подожгли. Как позднее рассказывал граф Ростопчин, еще до вступления в Москву неприятеля в разговорах с купцами, мастеровыми и людьми из простого народа ему «приходилось слышать следующее выражение, когда они с грустью заявляли опасение, что Москва может достаться в руки неприятеля: лучше ее сжечь! Во время моего пребывания в Главной квартире князя Кутузова я видел многих москвичей, спасшихся из столицы после пожара, которые хвалились тем, что сами сожгли свои дома».

И еще одно свидетельство: «Москва, из своего пепла восставшая, — говорил один из боевых деятелей 1812 года, — прекрасная, богатая, новою вечною славою великой жертвы озаренная, конечно, всегда будет помнить вместе с целой Россией свои дни скорби и запустения, но помнить с тем, чтобы гордиться ими: ибо пожар ее, над головой вторгнувшегося в нее врага зажженный, если был делом немногих, то был мыслью всех. И с нею вместе обращались в прах и все надежды завоевателя на мир и на победу».