Андрей Мартынов - По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация

Правда, в оперативное подчинение Власова походный атаман так вступить и не успел. В конце апреля — начале мая он под давлением партизан отступил из Северной Италии, организовав переход Казачьего стана, состоящего по разным данным от 21 500 до 35 954 человек [198], включая беженцев, через перевал Плокенпасс (Плоукен-Пасс) в провинцию Каринтия. Там в районе реки Драва между Лиенцем и Обердраубургом 6 мая атаман капитулировал перед английскими войсками {970} . Сдался британцам и прорвавшийся из Югославии корпус фон Паннвица, расположившийся в итоге в районах Альтхофен, Ноймаркт и Фельдкирхен, личный состав которого, по разным сведениям, составлял от 17 700 до 35 000 человек {971} .

Как и в случае с 1-й РНА Хольмстона-Смысловского, возникли проблемы со снабжением сдавшихся. Так, 15 мая на человека приходилось ежедневно 150 гр. галет, 120 гр. консервированного мяса, 60 гр. сахара, 50 гр. масла, а также сухие бобы и макароны. Но уже через полторы недели рацион существенно увеличился: 400 гр. галет, 180 гр. консервированного мяса, 110 гр. сахара, 70 гр. масла и т.д. {972} Впрочем, в отличие от армии Хольмстона-Смысловского, все они были насильственно депортированы в Советский Союз. Вместе с казаками добровольно поехал и Гельмут фон Паннвиц {973} . Из других командующих «восточными» формированиями, по некоторым сведениям, добровольно сдался командир 162-й пехотной дивизии генерал-майор риттер Оскар фон Нидермайер {974} .

Отдельно сдались и были переданы НКВД несколько частей 15-го корпуса: 5-й Донской генерала Кононова полк, части 1-го дивизиона полковника Константина Вагнера и ряд других соединений {975} . Интересно, что 6-й терский полк, прикрывавший отход корпуса, был отрезан от основных сил частями болгарской армии. Не желая сдаваться последним, он капитулировал перед английскими солдатами из располагавшегося неподалеку лагеря военнопленных {976} .

Зная о готовящейся англичанами выдаче, Доманов, тем не менее, активно сотрудничал с союзниками. Последнее подтверждается свидетельством офицера связи русского полка СС «Варяг», дочери контр-адмирала Ивана Степанова, Ариадны (Ары) Делианич. Она случайно услышала разговор двух англичан о выдаче казаков. «Сильно нервничая, я точно передала весь разговор офицеров в танке, знаменательную фразу об “исключенной возможности сопротивления”, о частях, которые со специальной задачей прибыли из Италии… Генерал Доманов вспыхнул:

— О какой выдаче вы говорите? Что за бабьи сплетни! Я запрещаю вам об этом говорить! Подобные ложные слухи будируют людей. Это — провокация! Сдача оружия — неизбежное условие, предъявляемое военнопленным. Меня как раз сегодня утром заверил майор Дэвис (офицер связи при стане. — А.М.) о самом благоприятном решении нашего вопроса… А если я узнаю, что вы еще где-либо повторили эти провокационные россказни, я прикажу вас арестовать. Понятно?

У меня в душе бушевало. Оскорбительные слова генерала и его недоверие казались просто возмутительными» {977} .

Позже, в Шпиттале, в ночь перед депортацией, между Домановым и Красновым произошел разговор, который также свидетельствует о том, что походный атаман был заранее проинформирован о готовящейся акции. Племянник Петра Краснова Николай Краснов-младший позже вспоминал: «В наше помещение буквально ворвался Доманов. У него ходуном ходили щеки, дрожали губы. На его плечах не было погон, которые он сам снял, несмотря на категорическую просьбу деда, обращенную ко всем офицерам [199].

— Петр Николаевич, дорогой! — всхлипывая, вскричал он. — Завтра утром нас всех отправляют в Юденбург, и там произойдет поголовная выдача Советам!..

Дед встал с койки и, опираясь на палку, сделал несколько шагов по направлению к Доманову.

— Откуда вам это стало известно? Может быть, вы не поняли… может быть, вы ошибаетесь! Ведь это же предательство, ложь, обман!

— Ошибки быть не может. Мне это еще раз в весьма твердой и определенной форме сообщили англичане, сейчас… за ужином…

Я встретился взглядом с отцом (полковником Николаем Красновым. — А.М.) . Сейчас? За ужином? Еще раз сообщили? Значит, Доманов знал об этом и раньше. Почему же он молчал? Почему? Где и когда ему было сообщено впервые? В Лиенце? По дороге? Подлец! Он не имел права скрывать это страшное известие от офицеров. Он должен был их предупредить, подготовить! Он мог открыться хотя бы перед старейшим офицером, георгиевским кавалером Петром Красновым» {978} .

Данные факты опровергают слова апологетов Доманова, утверждавших, что он был человеком, «болезненно переживавшим судьбу казаков и их семей» {979} .

Причина столь странного поведения Доманова не ясна. Возможно, ответ кроется в словах походного атамана, данных им во время следствия. Согласно его показаниям, именно по заданию НКВД Доманов был оставлен на Дону с целью организации подпольной работы, направленной в том числе и на уничтожение коллаборантов. Но на связь от НКВД к нему никто не вышел {980} . Вместе с тем в письме к Вячеславу Науменко от 18 февраля 1956 г. Николай Краснов-младший довольно эмоционально отрицал версию сотрудничества Доманова с коммунистами: «О связи Доманова с Советами — ерунда! Нужен козел отпущения, ну, его и нашли — Доманов! П.Н. <���Краснов>, во всяком случае, сказал бы ему в глаза, перед всеми, а не молчал бы! А слухи — ну, мало ли слухов… Виноваты все в штабе Доманова. П.Н. прав — разведки не было… О предателях — мы говорить не можем! Нужны факты, — а их нет!.. Говорят многое, но факты, факты где?» {981} В любом случае, данный вопрос требует дальнейшего изучения.

28 мая в 11.00 Доманов собрал в своем штабе всех старших офицеров и объявил о том, что все они обязаны спустя два часа собраться перед штабом для отправки на конференцию [200]в Шпитталь, для встречи с высшим британским командованием, в частности с фельдмаршалом Харольдом Александером. Интересно, что с Александером несколько раз неудачно пытался связаться и Паннвиц, послав в числе прочих полковника Эверта фон Рентельна, знакомого фельдмаршала еще по службе в Северо-западной армии Юденича.

Приказ от англичан был доставлен все тем же майором У. «Расти» Дэвисом, «искариотским» {982} , как его называли впоследствии казаки. В тот же день 2461 (по другим данным, от 2201 до 2756) офицера перевезли в шпиттальский лагерь, и на следующий день передали в Юденбурге советскому командованию {983} . [201]3 человека из числа депортируемых были сразу же по приезде освобождены советской администрацией как офицеры-разведчики {984} . В последующей мифологии их число не только увеличилось, но и дополнилось историями о «вкраплении большевиками в беженскую среду», помимо провокаторов, еще и неких «парашютисток» {985} .

Схожим способом были депортированы и чины 15-го казачьего кавалерийского корпуса. Борис Ганусовский вспоминал, как «28 мая командиру нашей бригады полковнику Борисову было передано распоряжение английского командования подготовить всех офицеров к 8 часам утра 29 мая к… перемене мест пребывания!