Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I

Прелести ее достались в удел другому; они принадлежат Критскому, который в отсутствии… [68] Лазарев из деликатности упускает имя Грейга. — Прим. В. Шигина. по несколько часов проводит у ней в спальне. Она тогда притворяется больной, ложится в постель, и Критский снова на постели же рассказывает ей разные сладострастные сказочки! (Я говорю со слов тех, которые нечаянно их в таком положении заставали.)

И как же им не любить друг друга? Все их доходы зависят от неразрывной дружбы между собой. Критский в сентябре месяце, выпросив пароход, ходил в Одессу и, положив в тамошний банк 100 тысяч, хотел подать в отставку, но министр двора здешнего Серебрянный [69] «Министром» местного еврейского воротилу Лазарев именует с нескрываемым сарказмом. — Прим. В.Шигина. и прелестница наша уговорили его переждать, рассчитывая, что по окончании всех подрядов он должен получить 65 тысяч. И так как Критский громко везде говорил, что он оставляет службу, то Серебрянный столь же громко уверял, что это неправда, что он не так глуп, чтобы отказаться от 65 тысяч, и что он готов прозакладывать в том не только деньги, но даже бороду свою!

Что ж, наконец, вышло? Министр, к стыду своему, столь много славившийся верными своими заключениями и расчетами, ошибся. Хотя Критский в отставку не вышел, но получил пятью тысячами менее, нежели как сказано было, т.е. досталось на его долю только 60 тысяч!!! Вот вам тайны двора нашего…

А хорошо бы, если бы Государю вздумалось (подобно тому, как в Кронштадте) прислать сюда генерала Горголи [70] Ревизора. — Прим. В. Шигина. или равного ему в способностях, который взял бы к допросу министра Серебрянного и некоторых других: многие бы тайны сделались известными!»

Совершенно очевидно, что М.П. Лазарев в конце письма, зная близкие отношения Меншикова с Императором, намекает тому о ходатайстве перед Николаем I о присылке на Черноморский флот опытного и честного ревизора.

Из письма следует и то, насколько Лазареву было сложно среди враждебного окружения. Именно поэтому он добивается разрешения от Морского Министра о переводе к себе на Черное море офицеров, на которых он мог бы положиться. Именно так были переведены с Балтики на Черноморский флот… П.С. Нахимов, В.А. Корнилов, В.И. Истомин и многие другие балтийцы».

Честного же Грейга тем временем без лишнего шума — дабы не будоражить тогдашнюю общественность — отозвали в Петербург на почетную сенаторскую синекуру. Но это случилось только в октябре 1833 года, после Босфорской экспедиции и гибели Казарского.

«Азов» и «Меркурий»

Последние месяцы жизни А.И. Казарского пришлись как раз на начало деятельности на ЧФ М.П. Лазарева. Именно на Казарского пал выбор Николая I как на ревизора, которому первому предстояло разворошить воровское гнездо на Черном море. Почти одновременное появление на Черном море и Казарского и Лазарева было частью единого плана Николая I по наведению порядка и искоренению воровства и коррупции на Черноморском флоте.

Символично, что наведение порядка Император доверил командирам кораблей, первыми в русском флоте заслужившим Георгиевский флаг: линкора «Азов» и брига «Меркурий».

Недвижимого имущества не имеет

«Выбор на должность императорского ревизора по Черноморскому флоту определялся, в первую очередь, высокими личными качествами Казарского. Характеризуя А.И. Казарского как человека, современники наряду со всеми другими высокими качествами, присущими ему, единодушно отмечали честность и неподкупность. И это при всем том, что Казарский был весьма беден. В его “Формулярном списке о службе и достоинствах” в графе “Имеет ли за собою, за родителями или, когда женат, за женою недвижимое имение” значится лаконичный ответ: “Не имеет”»…

Играло свою роль и то, что, будучи Флигель-Адъютантом Императора на Черном море, Казарский подчинялся только М.П. Лазареву, имевшему к тому времени звание Генерал-Адьютанта.

Смерть в Николаеве

По существу, посылка Казарского, наделенного особыми полномочиями, в главнейшие порты Черного моря с независимой ревизией была объявлением Николаем I войны местным «олигархам», войны, в которой капитану 1-го ранга Казарскому предстояло выполнить роль авангарда. В.В. Шигин говорит, что именно Казарскому удалось преодолеть саботаж флотских интендантов и оказать Лазареву существенную помощь в подготовке Босфорской экспедиции. Но 2 февраля 1833 года Лазарев вышел во главе своей эскадры из Севастополя на Босфор, и Казарский остался, как мы сказали бы сейчас, «без крыши». «Олигархам» следовало торопиться…

Вначале Казарский работает в Одессе, где вскоре вскрывает ряд крупных хищений и недостач. Затем он переезжает в Николаев, где продолжает напряженно работать, но спустя всего лишь несколько дней внезапно умирает. Комиссия, разбиравшаяся в обстоятельствах смерти Казарского, сделала вывод: «По заключению члена сей комиссии помощника флота генерал-штаб-лекаря доктора Ланге, Казарский помер от воспаления легких, сопровождавшегося впоследствии нервною горячкой».

Произошло это 16 июня 1833 года. Было в то время Александру Ивановичу Казарскому неполных тридцать шесть лет.

Заметим себе, что официально Императору доложили именно эту версию: воспаление легких и нервная горячка. С кем не бывает. Приведенная выше записка Бенкендорфа об обстоятельствах смерти любимого Флигель-Адъютанта Государя — это уже результат тайного расследования, проведенного по приказу Николая. И, судя по царской резолюции, ни мало его не удовлетворившего .

И правильно!

Рассказывает Елизавета Фаренникова

В 1886 году в июльском номере «ежемесячного исторического издания» «Русская старина» появилось сообщение Елизаветы Фаренниковой о последних днях жизни и о смерти Александра Ивановича Казарского. Сообщение это иначе, чем сенсационным не назовешь. Оно напрочь опровергало версию естественной смерти капитана Казарского, до сих пор бытующую в официальных работах, посвященных командиру «Меркурия». К сожалению, информация в почтенном историческом журнале прошла на удивление незаметно, и похоже, что впервые обратил на нее внимание только В.В. Шигин.

Фаренниковы — близкие знакомые Казарского, у которых было небольшое имение под Николаевым, где посланец Императора мог отдохнуть душой от своих тяжких и опасных трудов. Рассказ Елизаветы Фаренниковой ведется от первого лица, из чего Шигин делает заключение, что она и была сама знакома с Казарским, но первая фраза ее сообщения говорит о том, что она передает слова своей матери. Судите сами: «Я помню его, — так рассказывала мне моя матушка, — как будто теперь вижу его перед глазами: молодой человек, невысокого роста, худенький, с темными волосами, приятным, умным, подвижным лицом».