Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Это было в 6 часов 15 минут. “ Полтава” к этому времени исправила повреждение в левой машине и начала входить в линию, что ей удалось к 6 часам 45 минутам вечера.

Что произошло после сигнала с “Цесаревича” — описать невозможно; получилась какая-то каша. “Цесаревич” сначала покатился влево — мы думали, что он хочет разойтись с Того контргалсом, но “Цесаревич” продолжает катиться дальше и лезет на “Победу”.

“Ретвизан” бросается на “Миказу”, неприятель сосредоточивает по нему огонь, но быстро меняющаяся дистанция неуловима японцами: их снаряды ложатся за кормою. Пройдя минут 10, “Ретвизан” вдруг отводит руль и берет курс на Артур. Японцы усиленно стреляют в нашу кучу, слева на нас бросается “Чин-Иен” с легкими крейсерами, но быстрый и меткий огонь левого свежего борта скоро отбивает охоту крейсерам атаковать наши броненосцы: мы буквально как метлой смели 2 японских отряда.

На “Пересвете” по поручням протянут сигнал “следовать за мною” — мы передаем его семафором “Севастополю”. “Цесаревич”, пройдя всю линию, вступает в строй концевым. Перед ним “Севастополь”, “Полтава”, “Пересвет” и “Победа”. Курс взят обратный — мы идем в Артур. А Того со своими броненосцами скрывается на Ost. Эта было при самом заходе солнца.

Мимо нас полным ходом несется “Аскольд” с подбитою переднею трубою и огромною зияющей в борту пробоиною. Миноносцы идут кто куда. На горизонте показываются, как коршуны, японские миноносцы: они думают добить нас своими атаками ночью»…

Витгефт сделал все, чтобы быть разбитым

«Бой окончился, и смело можно сказать, что мы его не проиграли, несмотря на то, что адмирал Витгефт сделал все, чтобы быть разбитым».

О стрельбе на контргалсах

«15 лет учились мы стрелять на контргалсах, японцы же систематизировались в стрельбе на том же курсе и постоянной дистанции. 27 января бой показал, что на контргалсе, при быстрой перемене дистанции, меткость японцев близка к нулю, наша же возрастает. Тогда же все признали, что при наших примитивных прицелах и по количеству снарядов нам выгоднее вести бой на коротких дистанциях.

В бою 28 июля два часа адмиралу Витгефту судьба давала в руки победу, но он упорно лез во Владивосток, тщательно избегая боя. Он допустил бросить на 2 часа одинокую “Полтаву” против 7 японских броненосцев, он давал возможность Того уничтожить нас поодиночке.

С 4 часов 15 минут дня до конца боя Того был прижат нами к берегу [101] Имеется в виду берег Шантунга. , и поверни адмирал вдруг всем на 16 румбов (180°) — что делали бы японцы?

Им оставалось бы только повернуть, если они не хотели принять боя на контргалсе; но вряд ли бы Того сразу сообразил маневр Витгефта, и хоть часть судов его мы захватили бы на расхождении.

Дистанция была до 26 кабельтовое, при повороте можно было бы сблизиться еще, довести до 20, и тогда результаты были бы другие, мы дрались бы так, как учились, а не так, как хотели японцы».

Упрямство адмирала Витгефта

«Прошлого не вернешь. Можно только сожалеть, что один упрямый адмирал, сам давший себе характерную аттестацию “ я не флотоводец”, загубил чудную, обученную эскадру и вместо победы дал Родине “нерешительное дело”.

Когда перед выходом был Совет флагманов и капитанов, то выход эскадры был разработан до мелочей, но когда командир “Севастополя” спросил у Витгефта: “А как же бой будем вести?” — то на это адмирал ответил:

— Как поведу, так и будет.

Ни плана, ни цели, ни разбора случайностей — даже не условились, к кому переходит командование в случае смерти начальника. Вышли и ломились упрямо во Владивосток: но “пастырь поражен — и рассеялись овцы”.

Личный состав 1-й эскадры сделал все, чтобы победа была нашею.

Несчастье на “Цесаревиче” обратило ее в нерешительное дело, а самовольный уход некоторых судов в иностранные порты превратил бой 28 июля в поражение».

После боя

«Потеря в личном составе “Полтавы” за бой 28 июля выразилась в следующих цифрах: убито — 1 офицер и 18 нижних чинов; ранено — 3 офицера и около 60 нижних чинов; из них 2 офицера и человек около 20 матросов — тяжело. Такая малая потеря объясняется исключительно тем, что все люди были убраны за броню, которая отлично выдерживала японские снаряды.

“Победа”, “Пересвет” и “Полтава” в строе кильватера спокойно шли к Артуру. Эти три броненосца как вышли в строе, так и вернулись; остальные суда рассыпались и шли по способности.

На рейде мы застали “Ретвизан”, “Севастополь” и “Палладу”. Не было “Цесаревича”, “Аскольда”, “Дианы” и “Новика”.

За крейсера мы не беспокоились — видимо, они проскользнули, “Цесаревич” же считали ночью подорванным и были крайне удивлены, когда через несколько времени узнали, что он благополучно стоит в Киау-Чау.

Не спорю, пребывание в Циндао было несравненно лучше, чем 5-месячное расстреливание в Артуре. Но уход сильнейшего броненосца гибельно отозвался на всей дальнейшей деятельности флота —и в море мы больше уже не выходили».

Полученные повреждения

«В Артур мы пришли около 12 часов дня 29-го и тотчас же, свезя убитых и раненых на берег, вошли в западный бассейн. Остановлюсь теперь на повреждениях, полученных “Полтавою” в том памятном нам бою. В корпус попало пятнадцать 12-дюймовых снарядов и один 10-дюймовый, из них было 6 в борт и 10 в небронированные части.

Попадания в броню принесли самые незначительные повреждения. Два 12-дюймовых снаряда, попавшие в 12-дюймовую носовую башню, сделали в броне неглубокую вмятину, получились многочисленные тонкие поверхностные трещины, плита одною кромкою вышла наружу на 2 дюйма, другою врезалась в деревянную подушку. В башне все приборы остались на местах, ничего не сорвалось и не испортилось.

Три 12-дюймовых снаряда, попавшие в нижнюю броню, сделали только отпечатки с сиянием, но броня осталась цела.

В импровизированной слойковой батарейной броне первый лист в месте попадания был сорван, остальные только вмялись — броня отлично выдержала удары тяжелых японских снарядов.

О 6-дюймовых снарядах, попавших в броню, я и не говорю: попадание можно было заметить лишь по сияниям: ни трещин, ни выбоин плиты не получили. Характерный эффект при разрыве японских 12-дюймовых бомб в небронированных частях был тот, что наружная обшивка вырывалась огромными воротами, снаряд рвался при ударе об обшивку, выворачивал ее, а затем мелкие осколки не наносили нам никакого вреда.

Например, четыре 12-дюймовых бомбы, разорвавшись в офицерских каютах, совершенно раскрыли борт, уничтожили мебель, затем осколки слабо местами перебили переборку в одну шестнадцатую дюйма, отделяющую каюты от офицерского отделения, и потом, ударяясь о неподвижную 10-дюймовую броню, срывали только краску. Осколки большею частью шли вверх, и очень небольшое их количество пробивало нижнюю палубу».