Коллектив авторов - Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох
- Название:Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Новое литературное обозрение
- Год:2014
- Город:М.
- ISBN:978-5-4448-0155-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Коллектив авторов - Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох краткое содержание
Хотя Первая мировая война стала для России историческим водоразделом, в историографии, да и в общественном сознании она ассоциируется в основном с событиями на Западном фронте. Этому способствовало, в частности, разделение российской истории начала XX века на дореволюционный и советский периоды. Цель данного сборника — включить в общеевропейский контекст механизмы усвоения, истолкования и переработки российского опыта Первой мировой войны и последовавших за ней событий. Их осмысление важно для ответа на вопрос, можно ли считать революцию 1917 года и Гражданскую войну вехами «особого пути» России или же они были следствием той кризисной ситуации, с которой столкнулись и другие воевавшие государства.
Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
…необходимо отойти от обобщенной характеристики первого из европейских послевоенных периодов XX века. Не опыт насилия на войне сам по себе определил дальнейшее развитие, а та или иная политическая культура, в рамках которой этот опыт разместился или обострился. Традиции и структуры, longue duree в конечном счете были весомее, чем глубокий след войны и революции {481} .
Другие историки обращают большее внимание на общеевропейский репертуар опыта Первой мировой войны, из которого в полной мере черпала и Россия. По их мнению, в отношении России упор на разнородность военного опыта в различных национальных контекстах чреват искушением объяснить эксцессы насилия XX века многовековой спецификой истории, обусловившей индивидуальную и коллективную привычку к насильственным практикам. Против такого подхода выступают культурно-исторически ориентированные исследователи России:
Насилие в новейшей истории России, страдания и потери были так велики, что предположение, будто бы мы имеем дело с обществом, отмеченным каким-то изъяном, ошибкой нравов, культуры или географии, действительно звучит вполне заманчиво. Но такое предположение демонстрирует только леность ума и является обходным маневром чистой воды. В конце концов, значительно труднее представить себе иную правду, которая исходит из того, что люди, которые жили и умирали в России и в Советском Союзе в XX веке, ощущали чувства страдания и скорби не менее остро, чем мы, и что их история насилия произрастает не из какой-то национальной эксцентрики, вроде слабости к соленому салу, а из особой комбинации событий и обстоятельств. Эта правда, помимо прочего, вселяет тревогу, потому что содержит в себе странные предположения: что страдание в России всегда имело причину и поэтому не исключено, что его можно было избежать; что оно не было единственным в своем роде; и что ни один внешний наблюдатель не может позволить себе роскошь предположить, что его общество навсегда застраховано от насилия такого масштаба {482} .
П. Холквист также выступает за сближение российской и европейской истории. Более того, он уверен, что для континентальной Европы опыт России более репрезентативен, чем опыт Англии, Франции и США. Его предложение анализировать Первую мировую войну в более широких хронологических рамках связано с желанием органично вписать российский опыт в европейскую историю мировой войны:
Эта расширенная хронология войны — не 1914–1918, а 1914–1921 годы — отнюдь не ставит Россию особняком от остальной Европы.
Скорее «долгий» военный опыт России может добавить ясности в наше понимание роли Первой мировой войны в Европе. В историографии российской истории XX века ее военный опыт 1914–1917 годов зачастую затеняется революцией 1917-го. Что же касается историографии большей части остальной Европы в тот же период, то, напротив, опыт Первой мировой затмевает собой революционное брожение и гражданские войны, последовавшие за ней. В большинстве стран Восточной и Центральной Европы методы для ведения внешней войны, сложившиеся в течение четырех лет, оказались обращены внутрь и стали использоваться во внутренних конфликтах. В таком свете Гражданскую войну в России можно рассматривать только лишь как наиболее крайний случай гражданской войны, которая началась в годы Первой мировой, охватила значительное пространство Центральной и Восточной Европы и продолжалась несколько лет после ее окончания {483} .
Очерченное многообразие подходов к интерпретации военного опыта России 1914–1921 годов есть не только следствие политических преференций ученых и не должно рассматриваться в качестве отражения их неспособности договориться между собой. Как свидетельствуют отдельные исследования {484} и как будет показано ниже, различные интерпретационные модели, представляющиеся на первый взгляд дихотомическими парами, являются продуктом многообразия в постановке вопросов и при выборе определенной исследовательской «оптики» вполне совместимы.
Институционализация военного опыта в 1914–1921 годах
История институциональной военизации России в годы Первой мировой войны, революции и Гражданской войны достаточно хорошо изучена. Военизация была многослойным процессом и проистекала из нескольких источников. Ее масштаб в 1914–1921 годах следует релятивировать, так как она стартовала не с чистого листа. Военизирующие тенденции опирались на возникшую еще в XVIII веке традицию подготовки к обороне от возможного военного нападения. Перманентное вооружение против вероятных внешних врагов способствовало довольно раннему формированию в Российской империи «военного» общества. Особенности социальной структуры и политической культуры императорской России, проанализированные социальными историками в ключе «русской отсталости» {485} , также содействовали военизации политической системы. В условиях неразвитости парламентских институтов и «буржуазной» классовой структуры государство рассматривало армию в качестве фактора, способного компенсировать дефицит современного порядка. Такой же была логика радикальной интеллигенции, которая пыталась восполнить отсутствие массовой базы левых партий с помощью строительства парамилитарных организаций {486} . Правда, спорным остается вопрос о том, насколько армия в поздней Российской империи действительно превратилась в фактор порядка и двигалась в направлении «демилитаризации» или, напротив, военные методы «демографической политики» и «социальной хирургии» все более вторгались в гражданскую сферу {487} .
Апробированные в довоенной Российской империи военизированные методы решения гражданских конфликтов (депортация населения в национальных регионах в XIX веке, военные карательные экспедиции и военно-полевые суды после 1905 года), получившие дополнительную легитимацию благодаря их использованию в колониальной политике европейских держав, оказались востребованными в Первой мировой войне. Массовая война актуализировала и оправдывала военные способы разрешения конфликтов, став важнейшим катализатором милитаризации жизненных миров. Принудительное перемещение населения и взятие заложников на фронте, милитаризация труда и государственная хлебная монополия в годы Первой мировой войны, революций 1917 года и Гражданской войны стали принадлежностью политического и хозяйственного порядка России; практика применения подобных мер достигла апогея в годы военного коммунизма. Нет сомнений, что продовольственная диктатура и милитаризация труда соответствовали ленинским представлениям о социалистическом обществе. Трудно, однако, не заметить, что взгляды Ленина на содержание социалистического проекта и на методы его воплощения в жизнь оказались под явным влиянием опыта Первой мировой войны на оккупированных территориях и в тылу. «Желание переделать русское общество породило цель, а орудия мобилизации военного времени обеспечили средства» {488} .
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: