Роман Светлов - Войны античного мира: Походы Пирра

Но там произошел в короткий промежуток времени громадный переворот. Латинский союз был взорван и уничтожен, последнее сопротивление вольсков было сломлено, самая богатая и самая красивая из всех стран полуострова — Кампания — находилась в неоспоримом и прочно обеспеченном владении римлян, и второй по значению город Италии находился под римской опекой. В то время как греки и самниты боролись между собой, Рим почти беспрепятственно достиг такого могущества, которого уже не был в состоянии поколебать ни один из живших на полуострове народов и которое всем им грозило порабощением. Совокупными усилиями тех народов, которые не были в состоянии бороться с Римом поодиночке, пожалуй, еще можно бы было порвать цепь, прежде нежели она окончательно закрепилась; но у бесчисленных племен и городских общин, до тех пор живших большею частью во взаимной вражде или не имевших между собою ничего общего, не оказалось необходимых для такой коалиции качеств — прозорливости, мужества и самоотвержения, а если такие качества и оказались, то уже тогда, когда было поздно.

После падения этрусков и ослабления греческих республик самнитский союз был после Рима бесспорно самой значительной силой во всей Италии, и именно ему грозили самой скорой и непосредственной опасностью стремления римлян к завоеваниям. Поэтому ему следовало занять передовое положение и взять на себя самое тяжелое бремя в войне, которую приходилось вести италикам с Римом за свою свободу и национальность. Он мог рассчитывать на содействие небольших сабелльских племен — вестинов, френтанов, марруцинов и других еще более незначительных племен, которые жили уединенной жизнью крестьян среди своих гор, но тем не менее не оставались глухи, когда родственное племя призывало их к оружию для защиты общего достояния. Важнее было бы содействие живших в Кампании и Великой Греции эллинов (в особенности тарентинцев) и могущественных луканов и бруттиев; но частью вялость и беспечность господствовавших в Таренте демагогов и вмешательство этого города в сицилийские дела, частью отсутствие единодушия в луканском союзе, частью и главным образом существовавшая в течение нескольких столетий глубокая вражда между жившими в нижней Италии эллинами и их лукалскими притеснителями не позволяли надеяться, что Тарент и Аукания вместе примкнут к самнитам. Or сабинов и марсов как от ближайших соседей Рима, давно уже живших с ними в мирных отношениях, едва ли можно было нею либо ожидать, кроме вялого сочувствия или нейтралитета, а апулийцы — эти странные и ожесточенные враги сабеллов — были естественными союзниками римлян. Напротив того, можно было ожидать, что дальние этруски примкнут к коалиции, лишь только она одержит первую победу: в этом смысле даже восстания в Лациуме и среди вольсков и герников могли быть приняты в расчет. Но самниты — эти италийские этоляне, в которых врожденные народные силы еще были полны жизни, — должны были прежде всего рассчитывать, что их собственная энергия и стойкость в неравной борьбе дадут другим народам время устыдиться своего бездействия, обдумать, что следует делать, и собраться с силами; тогда было бы достаточно одного успешного сражения, чтобы со всех сторон зажечь вокруг Рима пламя войны и восстания. История не может отказать этой благородной нации и свидетельстве, что она понял;) свой долг и исполнила его. Уже и течение нескольких лег продолжался раздор между Римом и Самниумом, вследствие того что римляне беспрестанно делали шпаты на Лирисе, между которыми последним и самым южным было основание Фрегела (426). Но повод для войны доставили жившие в Кампании греки. С тех пор как Кумы и Капуя сделались римскими городами, римляне стали прежде всего стремиться завладеть греческим городом Неаполем, который господствовал над находившимися в заливе греческими островами и был в сфере римского владычества единственным еще не подчинившимся Риму городом. Узнав о намерении римлян завладеть этим городом, тарентинцы и самниты решили их предупредить, и если тарентинцы не могли привести в исполнение этого плана не столько по причине дальнего расстояния, сколько по причине своей нерешительности, то самниты успели занять город сильным гарнизоном. Римляне немедленно объявили войну (427) — номинально неаполитанцам, а в действительности самнитам — и приступили к осаде Неаполя. После того как эта осада тянулась некоторое время, кампанские греки стали тяготиться застоем торговли и присутствием чужого гарнизона, а римляне, напрягавшие все свои усилия к тому, чтобы посредством отдельных договоров отклонить второстепенные и третьестепенные государства от участия в составлявшейся коалиции, поспешили предложить изъявившим готовность вступить в переговоры грекам выгодные условия — полное равноправие и освобождение от государственной службы, союз на равных правах и вечный мир. На этих условиях и был заключен (428) договор, после того как неополитанцы хитростью отделались от присутствия гарнизона. Сабелльские города, находившиеся к югу от Вольтурна — Нола, Нуцерия, Геркуланум, Помпеи, — были в начале войны на стороне самнитов; но частью вследствие своей неспособности сопротивляться, частью вследствие интриг римлян — которые употребили в дело все средства, доставляемые лукавством и корыстолюбием, чтобы привлечь на свою сторону аристократическую партию в этих городах, и при этом нашли влиятельного адвоката в примере Капуи — эти города вскоре после падения Неаполя или приняли сторону римлян, или объявили себя нейтральными. Еще более важного успеха достигли римляне в Ауканий. Верный народный инстинкт и там внушал необходимость союза с самнитами; но так как этот союз повлек бы вслед за собой и заключение мира с Тарентом, а большая часть луканских правителей не намеревалась прекращать выгодные хищнические набеги, то римлянам удалось заключить с Луканский союз, который был неоценим в том отношении, что создавал затруднения для тарентинцев, а римлянам позволял употребить все их военные силы на борьбу с Самниумом.

Таким образом, Самниум остался в полном одиночестве; ему прислали подкрепления только некоторые из восточных горных округов. В 428 г. военные действия начались на самой самнитской территории; некоторые из городов, расположенных на границе Кампании, как например Руфры (между Венафром и Теаном) и Аллифы, были заняты римлянами. В следующие годы римские войска прошли, сражаясь и грабя, через весь Самниум вплоть до Вестинской области и даже до Апулии, где были приняты с распростертыми объятиями, и повсюду имели решительный перевес Самниты упали духом, а самнитская народная община решила просить у неприятеля мира и, чтобы склонить его на менее тягостные условия, выдала ему самого храброго из своих военачальников; поэтому самниты возвратили римских военнопленных и вместе с ними прислали труп вождя военной партии Брутула Папия, который сам себя лишил жизни, чтобы не попасть в руки римских палачей. Но когда эта смиренноя и почти жалобная просьба была отвергнута римской общиной (432), самниты стали готовиться к крайнему и отчаянному сопротивлению под начальством своего нового полководца Гавия Понтия. Римская армия, стоявшая лагерем подле Калации (между Казертой и Маддалони) под предводительством обоих консулов следующего года (433), Спурия Постумия и Тита Ветурия, получила известие, подтвержденное многочисленными пленниками, что самниты тесно обложили Луцерию и что этот важный город, от обладания которым зависело обладание Апулией, находился в большой опасности. Римляне поспешно выступили в поход Единственный путь, которым можно было вовремя прийти на место, шел по самой середине неприятельской территории, там, где впоследствии было проведено от Капуи через Беневент на Апулию римское шоссе, служившее продолжением Аппиевой дороги. Этот пугь шел между теперешними селениями Арпайя и Монтезаркио (Caudium) по сырой луговине, которая окружена высокими и крутыми лесистыми холмами и доступ к которой при входе и при выходе ведет только через глубокие ущелья. Самниты засели там так, что их присутствие не было заметно.