Лариса Кучерова - КГБ в Афганистане

Доставка грузов уже подходила к концу, и разведчики со дня на день должны были покинуть эту негостеприимную землю. Неожиданно неподалеку от аэродрома взлетели на воздух склады с поступившими от советского командования боеприпасами. Сразу после взрывов к разведчикам пожаловал сам Олюми и стал слезно просить о предоставлении дополнительной помощи.

Было очевидно, что генерал специально пытался затянуть время. Только вот зачем?

Ответ пришел неожиданно. Ночью в комнату Шабалина постучали. Опер встал, подошел к двери. На пороге стоял высокий сухощавый капитан МГБ Афганистана. Они не были знакомы, и столь поздний визит мог быть вызван только очень вескими причинами.

На ломаном русском языке капитан рассказал о том, что накануне Олюми провел секретное совещание старших офицеров, на котором оговаривались детали захвата советских разведчиков. День и час были уже назначены. Все должно было произойти сегодня после полудня. Покупатели также были известны: одна из банд, рвавшихся из Пакистана к Кандагару. Даже цена за каждую голову была определена.

Таким образом генерал намеревался оправдаться и перед духами, и перед новой властью, которая придет на смену существующей. В том, что это смена произойдет, уже никто не сомневался.

По каналам спутниковой связи Шабалин срочно, не теряя ни минуты, связался с командующим 40-й армией генералом Громовым, доложил ему о сложившейся ситуации, после этого он переговорил с полковником Мусахановым.

Несмотря на поздний час, из Кабула пошел доклад в Москву.

Через какое-то время Громов пригласил комбата Мауренко и Шабалина к телефону.

– Сохраняйте спокойствие. На рассвете за вами прилетят пять бортов. В первую очередь загрузите весь личный состав. «Первый» (речь шла о Мауренко) и «Шестнадцатый» (Шабалин) улетают с последним бортом.

Технику и средства связи уничтожить…

Чтобы усыпить бдительность Олюми, Мауренко тут же сообщил ему о том, что советское правительство готово выполнить его новую заявку в полном объеме. Поэтому разведчикам придется задержаться еще на несколько дней, и под утро прилетят несколько самолетов, подбросят боеприпасов и продовольствия. Подобные рейсы осуществлялись довольно часто. Сообщение подозрения у генерала не вызвало.

В предрассветной мгле разведчики скрытно покинули свое расположение и выдвинулись в район летного поля. Часовых, охранявших взлетно-посадочную полосу, пришлось нейтрализовать. Оглушенных и связанных афганцев заботливо спрятали в тайниках.

…Пять бортов Ан-12, пилотируемых летчиками военно-транспортного полка из узбекского города Мары, появились над кандагарским аэродромом ровно в четыре утра. Самолеты шли плотно. Один за одним. Приземлялись, максимально замедляли движение и открывали люк. Разведчики загружались прямо на ходу. Машины тут же шли на взлет.

Шабалин с Мауренко запрыгивали в «Антон» [21]последними.

Небо заметно посветлело. Аэродром затих и опустел. И только студеный зимний ветер, словно голый дьявол, в бессильной злобе бесновался на летном поле, заметая следы выскользнувших из западни шурави…

Награды, тем более боевые, положено обмывать – это аксиома, не подлежащая обсуждению.

В 650-м ОРБ разработали свой ритуал, обязательным атрибутом которого была песня Михаила Муромова «Боевым награждается орденом». Без нее не обходилось ни одно награждение. Там, в Афганистане, Шабалин прошел через него пять раз. Пять! Два ордена Красной Звезды, афганский орден Звезды II степени, медаль «За отвагу», медаль «За боевые заслуги»…

«Высока, высока над землей синева – это мирное небо над Родиной. Но простые и строгие слышим слова: «Боевым награждается орденом», – звучал из динамика знакомый голос популярного в Союзе певца. Потрескивала заигранная кассета. Ордена и медали складывали в каску, заливали водкой или разведенным спиртом, что случалось значительно чаще. Из нее пили только награжденные, передавая из рук в руки, пока не осушат до дна, пока не почувствуют на губах горечь металла.

Пили стоя. Молча цепляли вилкой куски тушенки из банки и зажевывали обжигающую, перехватывающую дыхание водку. Каска медленно передвигалась по кругу. Сильные шершавые ладони бережно подносили ее к губам. Мурашки по коже, ком предательски подкатывал к горлу. А музыка неслась дальше, рвала душу, оголяла нервы…

«…Это значит, что где-то в ночной тишине злые пули надрывно свистят.

И что в этой борьбе, как на всякой войне, жизнь и смерть снова рядом стоят…»

Разные, непохожие друг на друга мужики, с лихвой хлебнувшие на этой войне и горечи, и боли, и кровавых слез. Они делили друг с другом последнюю сигарету, последний глоток воды, последнюю обойму. Накрывали бандитские караваны, вжимались в горные склоны под шквальным огнем духов и, ревя благим матом, врывались в пекло рукопашного боя. Примерзали к стылым камням и сдирали кожу о раскаленную броню. Они гнили в тифозных палатах, хоронили своих сослуживцев, переживали тяжесть потерь и радость побед, бессильную злобу и бешеную ярость…

Они жили одной судьбой, имя которой – разведка.

Стылое февральское солнце едва пробивалось сквозь грязную муть чужого озлобленного неба. Но люди, копошившиеся внизу на ребристой бетонке кабульского аэродрома рядом с недавно приземлившимся самолетом, мало задумывались о скудости красок раскинувшегося над ними хмурого ощетинившегося пространства.

Молодые, крепко сбитые мужики были целиком поглощены своими делами. Одни, только что выгрузившиеся из самолета, хлопотали над своим багажом и разминали затекшие в полете ноги. Собираясь в группу, они с нескрываемым интересом следили за теми, кто тут же загружался в доставившую их «тушку», которая, по слухам, была личным авиалайнером самого Андропова. Другие, улетающие без лишней суеты, быстро и проворно грузили свой багаж, помогали заносить в салон раненых, успевая при этом переброситься скупыми, но емкими фразами с прилетевшими.

Наконец посадка закончилась. Самолет медленно вырулил на взлетную полосу, набрав обороты, оторвался от земли и взял курс на Ташкент. Капитан Сергей Борич, боец отряда специального назначения КГБ СССР «Зенит-2», откинулся на спинку удобного кресла и, закрыв глаза, пытался заснуть. Ленивый гул турбин успокаивал. Но на душе было муторно. Рядом на носилках лежали раненые, вид которых то и дело возвращал его на несколько месяцев назад, в самую гущу кабульских событий. Вспоминать об этом сейчас не хотелось. В конце концов, каждый человек в свой собственный день рождения имеет право думать о чем-то светлом и приятном.