Дэвид Хоффман - Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе

Произошла ли утечка? В штаб-квартире настаивали, что нет. Проверка показала, что материалы по системе опознавания целей были распространены среди американских ведомств только в июне, так что они не могли спровоцировать апрельское расследование {302}. Два года назад, в августе 1981 года, ЦРУ встревожила статья в журнале Aviation Week and Space Technology, у этого издания были хорошие источники в правительстве США и среди оборонных предприятий. В статье говорилось о “значительных технологических достижениях” в СССР в области военной авионики. Со ссылкой на анонимные источники в военно-морской разведке, журнал описывал наличие в новом истребителе системы “обнаружения целей в нижней полусфере дальнего действия”. Однако крайне маловероятно, что эта статья спровоцировала расследование в институте Толкачева почти два года спустя {303}.

Письмо Толкачева передали сотруднику штаб-квартиры, который свободно владел русским и имел доступ ко всем документам досье. Его попросили оценить душевное состояние шпиона, сэкономившего Соединенным Штатам миллиарды. На эксперта произвело впечатление чувство ответственности Толкачева. Он написал: “Нет никаких сомнений, что “Сфера” пережил шок, присутствуя при разговоре в кабинете главного конструктора, это был серьезный шок, наступивший, когда он осознал, что КГБ может в ближайшее время разоблачить его. Однако, похоже, причиной этого потрясения стало ожидание не столько вероятной и скорой физической гибели, сколько гибели дела всей его жизни. Самосохранение как таковое, по-видимому, не играет здесь серьезной роли; напротив, в самый момент шока у него возникает твердое намерение “принять все меры, потому что живым он в руки КГБ не дастся”. Согласно оценке этого специалиста, Толкачев был озабочен не спасением своей жизни, но спасением своей разведывательной работы. Это проявление “очень прагматичной и упрямой решимости выдержать бурю и продержаться как можно дольше, чтобы причинить как можно больше ущерба советскому правительству”.

Толкачев “демонстрирует фантастическое упорство и силу, — замечал эксперт. — Несмотря на катастрофический характер событий и действий, которые он описывает, его настрой остается позитивным и твердым. Он излагает происходившее практически без эмоций, в повествовательном тоне, как будто рассказывает о закончившемся отпуске”. Аналитик также писал:

Он рассматривает все объективно, и прежде всего — собственные слабости. Хотя он считает свои выводы логичными и обоснованными, он признает, что его оценка событий была “несомненно, поспешной”, и далее усиливает это суждение о себе, выделяя эти слова. Он бесстрастно препарирует свой анализ и показывает, как охвативший его страх (разоблачения) повлиял на него… приведя в состояние, близкое к панике. Однако, несмотря на этот страх и панические ощущения, его последующие действия были результатом хладнокровного расчета.

Таким образом, “Сфера” уничтожил все оборудование и компрометирующие материалы не из страха за свою жизнь, поскольку такой страх не имел места, но с твердым намерением лишить КГБ даже самых крох удовлетворения — если не считать того, что им удастся разоблачить его.

В заключение аналитик писал: “Сфера” демонстрирует полное небрежение страхом смерти, но он без колебаний демонстрирует свой единственный настоящий страх: что КГБ застанет его врасплох… Острая ненависть к КГБ доминирует над описанием всех воображаемых контактов “Сферы” со спецслужбой. И хотя он вынужден в данный момент воздержаться от любых действий и “залечь на дно”, похоже, что “Сфера” твердо намерен продолжать и “живым в руки КГБ не дастся” {304}.

Томас Милз был знатоком в проведении тайных операций. Лысеющий, худощавый Милз, многим запомнившийся своей мягкой манерой общения, руководил в штаб-квартире ЦРУ отделом, отвечавшим за разведывательные операции в Советском Союзе. Помимо прочих обязанностей, в его работу входило знакомство с молодыми оперативниками во время их учебы, до отправки в Москву. Обычно они приходили в “советский” отдел примерно раз в неделю, чтобы почитать накопившиеся телеграммы. Милз также был занят на учебных курсах для новобранцев по ведению наблюдения и методике агентурной работы.

Как-то вечером в конце мая 1984 года Милз и его жена Джоби принимали у себя дома в Вене, штат Виргиния, дипломатов из Восточной Европы. Вдруг в дверь постучали, и Милз, извинившись перед гостями, пошел открывать.

У двери стоял Эдвард Ли Ховард, с горящим от ярости лицом. Ховард был стажером в “советском” отделе в 1982 и 1983 годах, Милз курировал его. Ховард готовился поехать в Москву, где должен был стать новым куратором Толкачева. Но ЦРУ утратило к нему доверие, и его выставили из управления.

Милз спустился на дорожку и увидел, что с Ховардом приехала его жена Мэри. Она держала на руках их малыша. Рядом стоял сосед Милзов, сокурсник Ховарда.

Ховард был ростом метр восемьдесят, у него были карие глаза и волнистые черные волосы. Настроен он был мрачно и был взвинчен.

Милз не мог пригласить Ховарда войти — тот испортил бы гостям ужин. Поэтому он сказал, что сейчас неподходящее время для разговора.

Но Ховард был слишком взбудоражен и умолял Милза помочь ему, выслушать его, может быть, отменить решение ЦРУ. Милз повторил, что сейчас разговаривать не может.

Ховард в ответ выругался: ЦРУ просто поимело его!

Мэри с трудом сдерживала слезы.

Милз вернулся в дом, расстроенный инцидентом. Ховард был никудышным стажером. Милз был рад, что его не отправили в московскую резидентуру. ЦРУ не хотело больше иметь с Ховардом ничего общего, и психиатры сказали, что разрыв должен быть полным, никакого сюсюканья, никаких надежд на возвращение. Но появление Ховарда у Милза было дурным знаком.

Ховард был в курсе некоторых данных, которые в ЦРУ хранились в строжайшем секрете. Его вышвырнули из агентства, что само по себе создавало проблему. Теперь он становился неуправляемым {305}.

Эдвард Ли Ховард был сыном служащего ВВС. Его отец был сержантом, техническим специалистом по электронике управляемых ракет, а мать происходила из семьи испанцев, осевших на западе Нью-Мексико. Пока отец служил за границей, миром маленького Ховарда было ранчо деда в Аламогордо. Потом он поколесил по свету, каждые два-три года переезжая с родителями на новую военную базу. Закончив Техасский университет со специализацией в области бизнеса, он пошел добровольцем в “Корпус мира” в Колумбии, но там ему не слишком понравилось. Затем Ховард работал в Агентстве международного развития, управлял кредитными программами в Перу. Он получил степень магистра делового администрирования в Американском университете в Вашингтоне и затем возглавил чикагский офис консалтинговой фирмы Ecology & Environment Inc., специализировавшейся на проблемах экологии. В 1976 году Ховард женился на Мэри Седарлиф, с которой познакомился в Колумбии — она тоже была волонтером в “Корпусе мира”. Ховард купил дом в пригороде Чикаго {306}.