Александр Сладков - Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища

– Эй! Дневальный! Ротный здесь?!

– Никак нет, товарищ лейтенант!

– Если что, я на территории!

Раньше я не понимал. Какая территория, где на территории?.. Это сейчас мне ясно. На территории – это нигде. Быть «там» – значит пропасть, раствориться в училище. Военная хитрость такая.

– Где были? Я вас не мог найти!!!

– На территории…

– А… Ну, занимайтесь!

Иногда нас отправляют чистить снег на подходах к офицерской столовой. Тогда можно зайти в фойе, подойти к умывальнику, нажать кнопку на «рукосушилке», подставить шею под струю горячего воздуха, немного согреться. Он бьет за ворот шинели, проникает куда-то туда, под белугу. Сейчас мы чистим наш привычный кусок промерзшей дороги. Ни увильнуть, ни скрыться. Ты как на ладони.

Сержант Ершов, бедолага, замерз, он хлопает себя по плечам. Он курит сигареты одну за другой, он нервничает:

– Давайте живей! Вот здесь, отколотый лед сгребаем! Банков! Иди сюда с лопатой!

Рядом со мной пыхтит Клим. Как всегда, недоволен, бурчит под нос:

– Ершов… Откуда таких набрали сюда, в КВАПУ… Сейчас бы тоже пару тягов сделать…

По состоянию училищной территории можно определить, какой курс за нее отвечает. Вот, например, после нас идет участок дороги четвертого курса. Наш асфальт вылизан. И выглядит он как летом. Ни снежинки! Чтоб продолжить путь по участку дороги соседей, надо подняться на тридцатисантиметровую ступеньку. Такой толщины у них лед.

Падающий на территорию четвертого курса снег не убирается, он утаптывается. Дальше лед, покрывающий асфальт, чуть тоньше. Вы уже понимаете, там третий курс. Дальше еще тоньше, это второй. Потом снова голый асфальт – опять «минуса». И так далее.

Однажды я шел из чипка. Ну, как шел – бежал, опаздывал на послеобеденное построение. В руках я держал прозрачный пакет с коржиками и с молоком. На участке территории четвертого курса я развил скорость гепарда, преследующего антилопу. И тут из-за поворота выходит Штирлиц. Тьфу ты, Штундер! Сближаемся. Необходимо осуществить воинское приветствие (выражение «отдать честь» мне никогда не нравилось). На льду притормозить я уже не могу. И тогда я поддаю пару, прибавляю газу, кисть правой руки подбрасываю и прижимаю к виску. Кулек придерживаю на боку, у ремня, как саблю. Замираю по стойке «смирно, начальник слева!». И перехожу в естественное скольжение. Прокатываюсь мимо Штундера, стоя, как генерал в лимузине, принимающий парад на Красной площади. Ротный успевает только хлебнуть воздух ртом. А я уже в строю.

Третий курс. Любой военный определит – этот «склонен к побегу»

Вообще, завершая мой пассаж о территории, должен сказать, я бы рад забить болт на уборку. Приятного мало махать лопатой изо дня в день. И не только утром. Бывает, и после обеда, и вечером на эту дорогу нас выгоняют. Но у нас здесь «шланговать» не принято. Других на территорию не пришлют, не ты, так твой товарищ все сделает. Пахать на территории, так всем. Ну, как всем… Ротные художники, писари, каптерщики, сержанты не в счет. Дальше я молчу, потому что не знаю, как обо всем этом культурно сказать.

И вот наконец первая учебная сессия. Ротный психоз. «Сдам – не сдам?!» Потенциальные отличники по ночам простаивают в кальсонах у подоконников в умывальнике (там светло) или сидят в Ленкомнате. У нас таких называют ньютонами. В сушилке уютнее, там не только светло, но и тепло, но ньютонов туда не пускают. Потому что там заседают потенциальные двоечники, они режутся в преферанс. Я не там и не там. Засыпаю сразу после отбоя. Надеюсь на авось. Сдают же как-то сессии другие курсанты? Сдают. И не все ньютоны. За окном маячит отпуск. А надо всего-то скинуть зачеты по математике, по ОСМАКу (основы строительной механики и авиационных конструкций), по авиатехнике (устройство «МиГ-23»). Ну и гуманитарные всякие вещи.

Вечер. Дело к ужину. Досиживаем последний час на САМПО в своей триста четырнадцатой аудитории. В главном учебном корпусе. Все в сборе. Даже старшина Пытровыч пожаловал. Сидит, листает учебник. Видимо, уточняет для себя какие-то данные. Не знаю… По-моему, он вообще держит учебник вверх ногами. Мне все равно. Завтра политическая география. Зачет с оценкой. Я не учу. Зачем, бесполезно. Уже бесполезно. Всех нужных знаний в голову не втолкнешь. Помню только, что в Польше главный законодательный орган – сейм, а в Монголии – хурал. Вот и все, собственно… И вдруг открывается дверь. Входит Пила. Пардон. Разрешите представить. Пила – это наш преподаватель по политической географии. Молодая худющая дама, только недавно закончившая университет. Голос у нее скрипучий-скрипучий! Отсюда и прозвище. Шапка у нее лисья, мохнатая, сидит набекрень, как у казачьего атамана. В руке вечный портфель. Пила выходит к трибуне, осматривает всех нас торжествующе. Как будто внезапно застала отделение за сеансом коллективного рукоблудия. Ну и что? По оценкам специалистов, ежесекундно на планете мастурбируют более пятидесяти миллионов мужчин и женщин, и, между прочим, этот показатель имеет тенденцию к увеличению. Блин, о чем это я?

– Добрый вечер, товарищи курсанты!

– Здражела…

– Завтра у нас зачет.

Вот так информация. Мы расписание и так знаем.

– Почему вы не пригласили меня на предзачетную консультацию?

Молчим.

– Есть у вас вопросы по предмету?

Опять молчим. Какие вопросы? Чтоб их задавать, нужно мало-мальски разбираться в этой науке. Я вообще полсеместра в нарядах провел. В санчасти и немножечко на гауптвахте. Пила ждет еще десять секунд. Затем выпячивает нижнюю губу и резко разворачивается в сторону двери. Причем голова в шапке при развороте за тазом и туловищем не успевает, еще больше съезжает набок. Такое впечатление, что Пила скручивается-раскручивается. Тук-тук-тук… Цокает каблуками к выходу. Она уже открывает дверь. Уже почти выходит.

– Товарищ преподаватель! Товарищ преподаватель!!!

За Пилой рвет свободный сержант Загоруй. Кстати, сам такой же худющий и с таким же скрипучим голосом. Выскакивает следом. Уххх. Обстановка в аудитории разряжается. После коллективного стресса все облегченно галдят. Даже сержанты. Даже Пытровыч. Возникает общая тема для обсуждения. Околонаучная. Кто и какими методами, гипотетически, овладел бы Пилой. Каждый выдает свою версию, одна экзотичнее другой. Тут и позы указываются, и обстановка. Например, капот машины, плац, лекционный зал училища, лекционный зал училища во время лекции и так далее. В аудиторию возвращается Загоруй. На его и без того всегда розовеньких щечках полыхает румянец. Оживляется старшина:

– Загоруй, ты что, самый умный, что ли?