Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года

Вследствие этого, в ночь с 11 на 12 августа, армии начали опять отступление и остановились: 1-я у Дорогобужа, 2-я левее, у села Бражина. Извещая об этом государя, Барклай де Толли писал: «Потеря 1-й армии в последних сражениях весьма значительна. По этой причине и по тому уважению, что, в случае неудачи, армии не имеют за собой никакого подкрепления, побуждаюсь всеподданнейше просить ваше императорское величество о повелении составить резервный корпус, который мог бы мне служить подкреплением и на который я бы мог отступить по Московской дороге.

На этот счет я уже писал к Милорадовичу; между тем, чтобы предупредить случайности какого-либо слишком поспешного предприятия, и имея пред собой превосходного неприятеля, я буду вместе с князем Багратионом стараться избегать генерального сражения. Однако же мы в таком положении, что сомневаюсь в том успеть; но надеюсь на Бога, на справедливость нашего дела и на храбрость наших войск».

Наполеон возобновил наступление на наши армии только 10 августа, послав вперед Мюрата, который подошел к Соловьевой, когда мосты были уже сняты и когда последние казаки переходили вброд через Днепр. Французы последовали за ними и, тесня Платова, отступавшего к Михалевке (между Соловьевой и Умольем), имели с ним после полудня жаркое дело, продолжавшееся до вечера.

Ночью Платов отошел к Умолью, а оттуда, вслед за армиею, продолжал отступление к Дорогобужу. Днем позже нападения Мюрата, 11-го числа, выступил из Смоленска сам Наполеон. Даву, Ней, Жюно, гвардия и резервная кавалерия были направлены по большой дороге; Понятовский пошел вправо, к Ельне; вице-король Италийский направился через Духовщину, на Дорогобуж, в обход правого крыла Барклая, тогда еще стоявшего при Умолье.

Прибыв к Дорогобужу, Барклай и Багратион провели все утро 12 августа в обозрении местности и остановились было на одной позиции, но, признав ее слишком тесной и недовольно закрытою, ночью продолжали отступление далее, а между тем начальник инженеров 1-й армии Трузсон и полковник Толь были посланы в Вязьму, с приказанием: «Отыскать и укрепить такую позицию, где 20– или 25-тысячный корпус мог бы держаться против неприятеля, между тем как имея сей город в нашей власти, армия могла бы в то же время действовать наступательно».

В укрепленном лагере при Вязьме предполагалось оставить Милорадовича, которого скоро ожидали. Уведомляя императора Александра об этих распоряжениях, Барклай заключал донесение свое словами: «Надобно по возможности сохранять армии и не подвергать их поражению, чтобы действовать вопреки намерению неприятеля, который соединил все свои силы для решительного сражения. Доныне мы имели счастье достигнуть нашей цели, не теряя неприятеля из вида. Мы его удерживали на каждом шагу, и, вероятно, этим принудим его разделить свои силы.

Итак, – вот минута, где наше наступление должно начаться». Последнее предположение не исполнилось. Трузсон и Толь возвратились с донесением, что не нашли удобной для сражения позиции, ближе как в десяти верстах за Вязьмою, у деревни Царево-Займище.

Известие это, снова отдалявшее надежду войск на скорую, всеми желаемую битву, указывало на необходимость отступать и от Вязьмы, города, весьма важного в военном отношении, так как в нем сходятся дороги: чрез Белой, из Северной, а чрез Калугу – из Южной России.

В ночи на 13 августа Мюрат занял Дорогобуж и, дав в нем отдых своим войскам, прекратил тем на время сильное наступление свое на наш арьергард. Весь следующий день армии наши продолжали отступать: Барклай де Толли шел, с большей половиной своей армии, прямо по столбовой дороге; Багговут, с остальной частью, следовал левее; Багратион, со 2-й армией, правее; Винценгероде в это время находился между Духовщиной и Белым; сообщение между им и армией поддерживалось тремя казачьими полками, под начальством генерал-майора Краснова, посланными на дорогу из Вязьмы в Духовщину; для поддержания Краснова был отряжен генерал-майор Шевич, с двумя батальонами пехоты и двумя драгунскими полками.

Арьергард в продолжение целого дня держался за речкой Осьмою, успешно противопоставляя неприятелю огонь своих стрелков и артиллерии. В следующий день, 15, все войска 1-й армии соединились под Вязьмою; 2-я армия расположилась на левом ее крыле, при селе Скоблевом, на дороге из Вязьмы в Юхнов.

Вице-король атаковал опять наш арьергард, стоявший на Осьме, и намеревался обойти его слева, но был удержан Платовым, который, видя, однако же, что беспрестанно получаемые неприятелем подкрепления дают ему значительный перевес над нами, – вечером отступил к селу Семлеву, на большой дороге.

Для поддержания Платова главнокомандующий 1-й армией поставил за ним, у Семлева, 1-й и 2-й кавалерийские корпуса, а поутру 16 августа продолжал отступление за Вязьму, к селу Федоровскому, намереваясь на другой день вступить на позицию у Царева-Займища. Авангард, живо преследуемый неприятелем, отступил к Вязьме и перешел под начальство Коновницына.

«Русская армия, – пишет Данилевский, – отступала со всем населением окрестных мест, окруженная пожарами и истреблением. Со всех сторон выезжали на дороги обозы крестьянских телег и помещичьих экипажей. Поселяне и помещики искали защиты в соседстве армии. Иные брели за ней с простреленными членами. Горящие города и села, покинутые жилища, все более и более возжигало огонь мщения в армии и народе.

Духовенство ближних к дороге церквей, с иконами и хоругвями, окруженное частью своих прихожан, с поникшими и непокровенными главами, шло посреди полков стройных, но безмолвных и печальных. Кто мог равнодушно смотреть на беспрерывные пожары, удаляющийся народ, храмы Божии, разрушаемые нечестием, веру отцов своих поруганную, Россию, казавшуюся бессильною?

Желание сражения сделалось столь же общим, пламенным в армии, как и во всей России. Помыслы и молитвы всех устремлены были к одному: положить конец отступлению, удержать стремление врагов в сердце государства». В таком расположении духа шли войска, кипевшие желанием встречи с виновниками бедствий их Отечества, с нарушителями его покоя и благосостояния. С оставлением каждой позиции общее неудовольствие на Барклая усиливалось; громкий ропот войска доходил до его слуха, но он твердо переносил тягость своего положения, убежденный в совести, что для сохранения армии не мог действовать иначе.

Между тем время главного его начальствования над войсками, долженствовавшими защитить и спасти Россию, и ответственность в своих действиях перед Монархом, Отечеством и потомством, приближались к концу. Побуждаемый общим недоверием к Барклаю де Толли, разномыслием его с князем Багратионом и необходимостью подчинить все противопоставленные врагу военные силы государства одному верховному вождю, император Александр поручил выбор этого вождя особому комитету. Выбор пал на Кутузова.