Михаил Барклай-де-Толли - Изображение военных действий 1812 года

Я заметил, что надлежало ранее о сем помыслить и сообразно оному расположить армию. Время к тому было еще при первом моем объяснении с генералом Беннигсеном об опасностях позиции; теперь было уже поздно. В темноте ночной трудно было различать войска, скрытые в непроходимых рвах.

Прежде их распознания неприятель уже на них ударил бы; армия потеряла большую часть своих честных генералов, штаб– и обер-офицеров, так что многие полки находились под начальством капитанов, а бригады под предводительством неопытных штаб-офицеров.

Сия армия могла по храбрости, сродной нашим войскам, сражаться в позиции и отразить неприятеля, но не была в состоянии исполнить движений в виду оного. Князь одобрил сие мнение и поставил в пример Фридландское сражение. Граф Остерман спросил, немного неосновательно, у генерала Беннигсена, отвечает ли он за успех предлагаемого предприятия? Он умолк, и князь решил отступление.

Все обозы и большая часть артиллерии должны были немедленно выступить, войска должны были тронуться в два часа пополуночи и направиться на Рязанскую дорогу. Отступление совершилось не в величайшем порядке. Я утешаюсь мыслию, что если бы я не употребил в сей день чрезмерных усилий с пожертвованием самим собой и, несмотря на свою болезнь, повсюду не присутствовал, то армия с трудом вышла бы из Москвы.

Войска не имели проводников, никого не было из квартирмейстерских офицеров, а те, коих обязанность была исправлять дороги, мосты и наблюдать за порядком оных, часто сами заграждали пути.

От Дорогомилова, где мы переправились чрез Москва-реку, исполнили мы два фланговых перехода в Красную Пахру и нашли в оной Старую Калужскую дорогу. Сие движение есть важнейшее и приличное к обстоятельствам из всех, совершенных со времени прибытия князя.

Сие действие доставило нам возможность довершить войну совершенным истреблением неприятеля. Удостоверение, для меня столь успокоительное, что было в состоянии облегчить бесполезное состояние, изнурявшее меня уже с Бородина, несмотря на унижения, ежедневно меня угнетавшие, невзирая даже на обидную, ничего не значащую должность, исполняемую мной в армии, я единственно помышлял о непременном уничтожении неприятеля.

Я предложил князю занять позицию на Калужской дороге (не говорю о Старой, но так называемой Новой дороге). Сей позиции надлежало быть сильно окопанной для отражения всей неприятельской силы с двумя третями армии, прочая часть армии отрядилась бы влево для пресечения неприятелю всякого сообщения с Смоленском и Витебском.

Князь одобрил сию мысль; я полагал, что мы направлялись еще левее, почему и почитал позицию при Красной Пахре, как занятую единственно в течение всего перехода; но, увидев, что мы в оной оставались, я поставил себе долгом заметить князю, что упомянутая цель не исполнится сей позицией, по пространству оной и по причине высот, господствующих над ней с правой стороны; я предложил занятие другой, теснейшей, находящейся на правом берегу Пахры, имеющей сию реку пред фронтом, а не позади оного, как в тогдашней позиции.

Князь советовался о сем с генералом Беннигсеном, впоследствии сего переменена позиция и избрана на правом берегу Пахры, но, вместо стеснений, распространена еще более, 2-й, 3-й и 4-й корпусы расположены были на правом фланге и снова отделены от прочих войск рвом, коего переход был также затруднителен.

oiВся 2-я армия, большая часть егерских полков 1-й армии и 1-й резервный кавалерийский корпус составляли авангард армии, расположенный частью на Московской дороге под начальством Милорадовича и частью на Подольской под начальством г. Раевского. Я напомнил, что надлежит выслать отряды к окрестностям Можайска. Тогда отряжен был генерал-майор Дорохов с некоторым числом войск в направлении к Вязьме.

13-го донес генерал Раевский, что неприятель наступал на него из Подольска. Он страшился также, чтобы неприятель не приблизился к тылу армии, по дороге, ведущей к Чирикову, посему отрядил он генерал-майора Паскевича с 26-й дивизией и некоторой частью кавалерии для прикрытия фланга армии на сей дороге. Сие донесение причинило вдруг всеобщее смущение. Все вообразили себе, что Наполеон со всей своей силой наступал во фланге и в тыл нашей армии.

4-му пехотному и 2-му кавалерийскому корпусам предписано было немедленно выступить для присоединения к генералу Паскевичу.

Граф Остерман донес под вечер, что его аванпосты имели сильное дело по дороге к Чирикову и что с сей стороны показалась неприятельская колонна; посему решено было, чтобы генерал Дорохов, причинивший уже много вреда неприятелю, возвратился в ту же ночь. Генералу Милорадовичу, имеющему пред собой слабые аванпосты, следовало занять со 2-й армией позицию 1-й армии.

Сия ж, напротив того, должна была обратиться фронтом к грозным силам неприятельским, ожидаемым к Чирикову. Я уверял, что можно было успокоиться насчет правого фланга, ибо чрезмерно дерзко было бы со стороны Наполеона обратить к оному все свои силы. Он подвергся бы через то отдалению от Москвы, Смоленска, Витебска и от всех своих отрядов и мог быть совершенно окружен и разбит.

Я предложил немедленно атаковать отряд, приближавшийся по дороге к Чирикову, для удостоверения неосновательности нашего страха, или, в случае несогласия, выгоднее было правому флангу нашему избегать неприятеля, а левому обнять правое его крыло. Но все сии представления не произвели ни малейшего действия. Предположенное движение исполнилось.

Генерал Беннигсен казался столь уверенным в нападении неприятеля, что 14-го поутру , не видя еще пришествия 6-го корпуса к назначенному месту (ибо сей корпус с трудом выступал с места своего, окруженного рвами), подъехал он ко мне и сказал: «Боже мой! 6-й корпус еще не пришел; чтобы неприятель не атаковал нас до его прихода?» Я отвечал ему, чтобы он успокоился, что неприятель не окажет ему сего удовольствия. И действительно, во весь день не слышно было ни одного пистолетного выстрела.

Под вечер сообщено мне торжественно о найдении позиции в 15 верстах от деревни Мочинской, где Чириковская дорога соединяется с большою, и что армия выступит туда в следующий день, в 5 часов , а арьергард последует за оною, по обыкновению. Сей переход причинил сильное потрясение моему здоровью, я занемог сильно лихорадкою.

16-го, поутру , адъютант, посланный мной в арьергард, дабы узнать, что с оным происходило, донес мне, что он отступил до 5 верст к армии и был преследован неприятелем в некотором расстоянии.

Несмотря на свою болезнь, написал я к дежурному генералу Коновницыну, поручая ему просить князя от моего имени о повелении атаковать неприятеля, дабы узнать, по крайней мере, его силу, также, чтобы Боровская дорога не оставлена была без наблюдения и сильные отряды посланы к окрестностям Можайска. Сие обстоятельство, действительно, побудило к нападению на неприятельской авангард.