Петр Румянцев-Задунайский - Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала

С какою трудностью доселе обходится нам получаемое пропитание из Польши, я уже подробно представлял вашему императорскому величеству, но и теперь, хотя я все и крайние уже меры употребляю, не щадя жителей польских, чтобы наполнить свои магазины подунайские, не осмеливаюсь, однако же, ваше величество, наперед уверить, будет ли и сие средство столь достаточно, чтобы поспеть запастись к весне на таком отдалении большим количеством пропитания и выполнить в том совершенно вашу волю…

Государыня всемилостивейшая!

Хотя я прилагаю неусыпно рачение, чтобы сколь можно ранее открыть на супротивном берегу военные действия, во исполнение высочайших предписаний от вашего императорского величества, но естественные препятствия, то есть продолжающаяся здесь и доселе большая стужа, а от оной и непроизрастание травы ни малейше на полях, не только того учинить еще не дозволяют, да и выступить войскам из квартир нет средства, не подвергая себя и скот опасному изнурению.

Сии непреоборимые противности удерживают армию вашего императорского величества от всякого начинания полевых действий; а упражнение между тем мое есть в приготовлении всего надобного к тому, дабы, когда пора удобная настанет, не замедлить движением войск, для которого в исправность и готовность приводятся полки, елико возможно по неприбытию еще в оные на укомплектование рекрут и строением [пошивкой] мундирных вещей, едва только теперь привозимых…

… Генерал-поручик Каменский рапортовал от 7-го числа из Баната Крайовского, что неприятель, переправившись ночью через Дунай на нашу сторону от крепости Острова, засел в горах и отрезал посланный наш разъезд из арнаут, а потом напал на пикет пред Глоговым, да и на самой Глогов, оттуда все арнауты разбежались, а неприятель тотчас поворотился в Банат и к Дунаю, к крепости Острову, где и переправился через реку. При сем набеге убит наш один казак, один гусар, а из арнаутов двадцати трех человек разбежавшихся сколько побито или пленено, еще не собрано точного известия.

Вашего императорского величества всеподданнейший раб

Провидение Всевышнего Творца, располагающее делами человеческими, если возводит на степень знаменитейшую мужа, благонравием и разумом блистающего, то несомнительное знаменование есть в том его благости на пользу народную.

Ваше сиятельство от первых дней, подавших нам случаи к взаимной дружбе, видите непрерывно и до сей еще поры, с каким я удостоверением пребываю о ваших душевных свойствах и сколько я к благоразумию и человеколюбивым вашим намерениям сохранял и храню признательность, почитая, что власть свою и доверенность к себе государскую обращаете вы на возвращение наипаче благоденствия народам, бедами войны угнетенным, в чем прямая и достохвальная есть должность нашего звания.

Привыкши мыслить об особе вашей с таким сердца моего расположением, приемлю я так, как некоторое уже событие добрых моих мнений, письмо вашего сиятельства от 4-го дня луны мухаррема [92], привезенное мне чегодарем вашим Саидом, в котором вы изъясняете, что получили дружелюбное известие от министра, имеющего резиденцию в Константинополе, его величества короля Прусского, что посредством сего государя, обеим сторонам благожелающего, примирение сделаться может, и вследствие того ваше сиятельство, препроводя ко мне особливо письмо оного министра, желаете, чтоб я восприял дать первое начало к совершению сего блаженного дела, дабы тем пресечь разлитие крови народной.

В удовлетворение таковому от вашего сиятельства предложению, пишу я к вам сие сколь искренно, так и охотно, что я от ее императорского величества всемилостивейшей и всеавгустейшей самодержицы моей давно уже уполномочен на взаимное сношение и договоры с вашим сиятельством о мире, и предстоит сей путь и ныне к отверстию на сокращение всяких затруднений и времени самого в действиях неприятельских продолжаемого, возобновив уже негоциацию о том между обоими нами, как главными военными начальниками.

Но как, ваше сиятельство, совершенно известно о содержании сообщенного ультиматума и последних артикулов мирного трактата почтеннейшему Блистательной Порты Абдул Резак-эфенди, бывшему полномочным послом на конгрессе Бухарестском, от почтеннейшего же и полномочного посла ее императорского величества тайного советника и кавалера Обрезкова, на что последнее слово обещал полномочный с вашей стороны сообщить послу нашему, по прибытии в императорский лагерь; но сего, однако же, не учинено, то и остается мне потому ожидать теперь полного от вас уведомления, яко на вещь ясную и вам довольно сведомую, то есть на те последние предложения, которые на Бухарестском конгрессе вышеупомянутым послом ее императорского величества были сказаны к прекращению войны и для миру вечного, в каком расположении против оных Блистательнейшая Порта пребывает.

Ваше сиятельство собственным просвещением достаточно испытываете, сколь малые причины отдаляют тут совершение дел великих. Поистине, мы находимся в таком точно положении, что малейшие искры осталось только вам изъять из среди полного и искреннего обоих держав расположения к миру, претящие им вкусить уже оный, а напротив, возжигать могущие широту пагубного пламени, столь свойственно продолжением войны растущего.

Я не сомневаюсь, что ваше сиятельство в отвращение крови разлития и всех тех зол, которые по образу враждующих и по предстоянию нынешней поры для действий оружия неминуемы, воспримете наискорейшие и кратчайшие способы к одержанию обоюдно желаемого и полезного мира, плодом коего главным было бы возвращение обеим державам прежней их дружбы и взаимного между собою согласия.

Я надеюсь, что попечения его величества короля Прусского, яко искреннего обеим сторонам доброжелателя, устремляются к сим единственно видам. Во мне же должное рачение будет вашему сиятельству свидетельствовать, сколь лестна для меня слава общего с вами служения в таком деле, которое к благоугодности наших государей и на пользу их скипетру подвластных народов относится. В ожидании на сие дружеского вашего ответа, я пребываю, как и всегда был, с непоколебимым почтением.