Петр Румянцев-Задунайский - Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала

Они вступили уже действительно в оную и ищут вашего императорского величества войска вытеснять из оной по своему обыкновению, не очень щадя обстоятельства. И хотя по всем правам союзов я бы полагать имел, что сие с соразумением и согласием всех участвующих держав и уверительно по чему-либо решительному между ними и неприятелем чинится, но как то без всякого с их стороны предварительного уведомления и к стыду наших к ним посланных и там командующих вовсе нечаянно произошло, и по тем воспрещениям, что они относительно доходов и разных поставок для войск вашего императорского величества издают, некоторые даже того мнения суть, что сие к лучшему и к помощи поляков учинено, – то я берусь, всемилостивейшая государыня, за такие меры и правила, чтобы посредством оных, первому, ежели бы то действительно существовало, ни в чем не помешать, а в вовсе противном ничего того не упустить, что вашего императорского величества дальнейшие всевысочайшие повеления требовать могут…

Милостивый государь мой граф Платон Александрович! Австрийцы берут не только Хелмское воеводство, но и всю часть Волыни, что под сим именем остается. Судя о делах вообще, я должен верить, что сие или по решительном бое под Варшавой, или по принятым условиям от трех участвующих держав чинится, но я боюсь, чтобы не было последствием того молчания, что я подозревал быть притворностью.

Ваше сиятельство видите все в близости, и вы найдете, может быть, мою заботу напрасной, но в отдаленности и в совершенном незнании кажутся все обстоятельства и все предметы много увеличиваемыми в оном – и тем более, что тут от угадки зависит, и малейшая перемена в вине общей даст всему вовсе иной оборот. Я вам буду всегда привязан сердцем и душой.

Вашего сиятельства всепокорнейший слуга

…Не имея других известей почти вообще, как большой частью подысканных и выдуманных, и особливо относительно размещения австрийских войск в от них занимаемых воеводствах и о их расположении к содействию в вине общей, были употребляемы все возможные способы – и наконец удалось одному на то высланному ротмистру войск вашего императорского величества пробраться до лагерей тех, что обще с прусскими под предводительством их короля осаждают Варшаву.

И я его отправляю, всемилостивейшая государыня, с сим моим всеподданнейшим донесением, по причине, что он, как кажется, с вниманием все замечал и на все довольно исправно записки сделал; особливо на случай, ежели бы непосредственные донесения оттуда еще некоторые помешательства иметь могли…

И как из их [126]обещаний и из их поведения вообще очень внятно явствует, что они не отвечают нималейше расположениям дружеским или же и суть прямо противны переписке, что была ведена по случаю ими занимаемых и точно именованных воеводств и вследствие того, то я писал к послу вашего императорского величества в Вене, дабы он сообщил тамошнему министерству, что воеводства Волынское и Владимирское не суть в числе тех и были с начала возмущения всегда, как им из сей переписки самой известно, заняты войсками вашего императорского величества, и чтобы он дал чувствовать то во всей силе изречений, насколько сия нечаянность должна озабочивать ваших генералов, кои при всех случаях долгу мерное и по счастливо существующему союзу обоих высоких держав взаимно довлеемое строго и буквально наблюдают.

Вашего императорского величества верноподданный

Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!

Нечаянное вступление австрийских войск в воеводства Волынское и Владимирское, кои от начала польского возмущения войсками ее императорского величества заниманы были, и поспешное движение, что из оных корпус генерал-майора Буксгевдена должен был сделать по повелению господина генерала-аншефа и кавалера князя Николая Васильевича Репнина, расстроили во многом мой план; но, с другой стороны, я смею уповать, что я через во походе к Острогу находящейся корпус и, главное, через ваше назначение командиром оному, всевысочайшую волю ее императорского величества наисовершеннейше выполняю, как ваше сиятельство то, из при сем к вашему единственному знанию в копии приложенного всевысочайшего ее императорского величества повеления, коим я ущастливлен был, наивнятнейше увидеть изволите [127].

Но как нет возможности предвидеть и предварять событий, где не незнакомое число войск, но целая земля воюет и где неприятель вдруг во многих местах и во многих тысячах видится и ожидается и там внезапно является, где бы он, судя воински, никак и быть не мог; и я могу полагаться совершенно в том на столь многоизвестную ревность и прозорливость вашего сиятельства, что подобные ухищрения и бег притворный неприятеля бдения вашего сиятельства не минуют, что все кучи оного и главнейше те, от которых многие и другие и частью и целое возмущение зависят так на походе, как в окольностях Бреста, всякий раз наголову побиты и рассеяны будут; и что ваше сиятельство при буквальном наблюдении главных артикулов при сем следующего всевысочайшего предписания ее императорского величества во всем так поступать и ваши главные движения в том роде распоряжаться будете, что они неприятелю, как на Варшаву или на Гродно целящие казаться, и собственные границы через то совершенно обеспечены будут, и что ваш поход от Острога будет через воеводства Волынское и Владимирское и большой частью вдоль Буга и сходственно моему тоже здесь в копии приложенному письму к австрийскому генералу графу де Гарнонкурту, и без подания повода к каким-либо малейшим жалобам с их стороны; и что ваше сиятельство предуведомите о том их ближайшего генерала и, как я думаю, господина Шульца, которой, как мне кажется, в Дубне находиться должен, через нарочного и письменно в выражениях наидружественных, а обывателям воеводств Брестского и Подляшского через ближайшие земские комиссии, ваше вступление в оные тоже письменно возвестите…

…Желательно бы было, всемилостивейшая государыня, чтобы союзники вашего императорского величества, кои все сбереженные части Польши захватили, ускоряли упокорением или взятием Варшавы, главного скопища возмущения, в замену того равнодушия, что так часто являлось в сей войне, и, главное, при случае под Радомом, и в малом рачении о беспечном сообщении вообще.