Макс Хейстингс - Вторая мировая война. Ад на земле

В 17:00 у деревни Кроянты польский отряд уланов получил приказ атаковать противника, чтобы прикрыть отступление пехоты. Уланы построились и обнажили сабли. Адъютант, капитан Годлевский, посоветовал хотя бы идти в бой пешими, но командир, полковник Масталеж, отвечал сквозь стиснутые зубы: «Молодой человек, я сумею исполнить неисполнимый приказ!» Пригнувшись к шеям своих коней, 250 всадников помчались через открытое поле. Немецкая пехота поспешно отступила с их пути, но за рядами пехоты стояли бронемашины, откуда по уланам открыли пулеметный огонь. Лошади десятками валились наземь, другие кинулись в сторону, лишившись всадников. Через несколько минут половина кавалеристов погибла, в том числе и полковник Масталеж. Уцелевшие улепетывали во весь дух – беспомощный пережиток ушедшей эпохи.

Генеральный штаб Франции советовал полякам сконцентрировать все силы позади трех крупных рек в глубине страны, но польское правительство непременно желало оборонять всю 1400-километровую границу с Германией, отчасти и потому, что на западе находились почти все заводы. Таким образом, на дивизию средней численностью около 15 000 человек возлагалась обязанность держать фронт длиной 30 км, в то время как сил у них хватало едва на 5–6 км. Немецкие войска хлынули в страну одновременно с севера, юга и запада, сметая неэффективную оборону, разрывая связи между отдельными частями поляков. Немецкий воздушный флот поддерживал с неба продвижение танков, успевая обрушить сокрушительные бомбовые удары на Варшаву, Лодзь, Демблин и Сандомир.

Поляки, военные и гражданские погибали под не различающими чина и звания бомбами. Поначалу мало кто вполне сознавал опасность. После первого налета Виргилия, американская супруга польского аристократа князя Павла Сапеги, подбадривала домочадцев: «Вы же видите, ничего страшного: эти бомбы больше лают, чем кусают». Когда в парк усадьбы семейства Сморчевских под Тарногорой в ночь на 1 сентября упали две бомбы, мать вытащила из постели двух мальчишек, Ральфа и Марка, и повела их прятаться в лес вместе с другими детьми. «Оправившись от первоначального шока, – писал впоследствии Ральф, – мы глянули друг на друга и не смогли удержаться от смеха. То-то видок у нас был: куча малолеток, кто в пижаме, кто в пальто, накинутом поверх подштанников. Торчали, сами не зная зачем, под деревьями, кое-кто пытался натянуть противогаз. Мы развернулись и пошли домой» 14.

Но вскоре им стало не до смеха: польский народ вполне ощутил на себе убийственную мощь немецких ВВС. «Меня разбудили вой сирен и грохот взрывов, – писал находившийся в тот момент в Варшаве дипломат Адам Кручкевич. – Я увидел за окном немецкие самолеты, планировавшие на невероятно низкой высоте и бросавшие бомбы, куда им вздумается. С крыш нескольких домов без толку палили из пулеметов, но ни один польский истребитель не поднялся в воздух. Горожане были потрясены: у них нет никакой защиты с воздуха. Какое горькое разочарование!» 15Рано утром на город Лук упала дюжина немецких бомб, погибли десятки людей, в том числе спешившие в школу дети. Беспомощные жертвы прозвали безоблачное сентябрьское небо проклятием Польши. Пилот Б. Солак писал: «Воздух над нашим городом наполнился вонью пожаров и темно-коричневым дымом». Он спрятал свой безоружный самолет за деревьями и поехал домой. На дороге ему встретился крестьянин, тот «вел лошадь, чье бедро запеклось густой кровью. Лошадь на каждом шагу тыкалась мордой в землю, содрогаясь от боли». Молодой авиатор спросил крестьянина, куда тот ведет животное (лошадь была ранена осколком снаряда с пикирующего бомбардировщика Stuka). «В город, в ветеринарную клинику». – «Но до города еще шесть с лишним километров!» Крестьянин только плечами пожал: «У меня всего одна лошадь» 16.

Происходили тысячи таких больших и малых трагедий. Артиллерийская батарея, где служил лейтенант Петр Тарчинский, продвигалась к полю боя. Налетели Stuka; всадники соскочили с коней, попадали ничком. Самолеты сбросили несколько бомб, поразили сколько-то людей и лошадей. Они улетели, всадники вновь сели в седло и двинулись дальше. «Мы увидели двух женщин средних лет и совсем девочку, они несли короткую стремянку. На этих носилках распростерся мужчина, раненный осколком, но еще живой, он хватался обеими руками за низ живота. Когда они проходили мимо нас, я увидел, как его кишки волочатся по земле» 17. Владислав Андерс в Первую мировую войну сражался в российской армии под командованием царского генерала с экзотическим титулом хан Нахичеванский. Теперь он возглавлял польскую кавалерийскую бригаду. На глазах Андерса учительница вела группку учеников к лесу, надеясь укрыться с ними под деревьями. «Послышался рев самолета. Пилот кружил, спускаясь до высоты пятьдесят метров. Он сбросил бомбы, застрочил из пулемета, дети воробушками прыснули во все стороны. Самолет скрылся так же быстро, как появился, а на поле остались лежать смятые, безжизненные кучки пестрой одежды. Стало ясно, чем эта война отличается от всех прежних» 18.

Тринадцатилетний Георг Шлонзак ехал в поезде вместе с друзьями, возвращавшимися в Лодзь из летнего лагеря. Внезапно раздался взрыв, вопли, поезд резко остановился. Вожатый прикрикнул на ребят: «Всем немедленно выйти из поезда и бежать в лес!» Там, в лесу, они пролежали с полчаса, напуганные до смерти, дожидаясь, пока прекратится бомбардировка. Выбравшись из укрытия, они увидели в нескольких сотнях метров от своего поезда полыхающий поезд с солдатами – по нему-то и ударили германские бомбардировщики. При виде убитых и изувеченных соотечественников многие мальчики расплакались. В поезд им сразу вернуться не удалось – вновь налетели немецкие самолеты, поливая всех пулеметным огнем. Когда все же удалось тронуться в путь, ехали они в изрешеченных пулями вагонах. Вернувшись домой, Георг застал мать в слезах возле радио: передавали, что немцы наступают.

Пилот Францишек Корницкий навестил раненого товарища в госпитале города Лодзь: «Жуткое место, раненые и умирающие лежали повсюду, кто на койках, кто на кроватях, и в палатах, и в коридорах, одни стонали в агонии, другие лежали молча, закрыв глаза или широко их открыв, еще на что-то надеясь» 19. Генерал Адриан Картон де Виарт, глава британской миссии в Польше, с горечью писал: «Я видел, как изменился сам характер войны, честь и слава отошли от нее, уже не солдат рискует жизнью в бою, но гибнут женщины и дети» 20.

В воскресенье, 3 сентября Британия и Франция объявили Германии войну во исполнение данных Польше обещаний. Альянс Сталина с Гитлером побудил многих европейских коммунистов, прислушивавшихся к приказам из Москвы, выступить против решения собственных правительств. Профсоюзы объявили войну с нацизмом «империалистической», и это настроение сказалось на многих французских и британских заводах, верфях, угольных рудниках. Появлялись уличные граффити: «Остановите войну! За нее расплачивается рабочий», «Нет капиталистической войне». Независимый депутат-лейборист Эньюрин Бивен, знаменосец левых, подстраховался, призвав бороться разом на обоих фронтах: и против Гитлера, и против британского капитализма.