Роберт Гейтс - Долг. Мемуары министра войны

Следующий день после встречи с Карзаем выдался эмоционально насыщенным. Я прилетел в лагерь Лезернек на юге Афганистана и посетил полевой санитарно-эвакуационный центр. Пилоты, медики и врачи рассказали мне, что они в состоянии сделать благодаря тем дополнительным ресурсам, которые мы предоставили нашим войскам, и сколько жизней им удалось спасти. Каждый день экипажи санитарных вертолетов рисковали головами, вывозя раненых с поля боя; назвать их героями – слишком мало, чтобы воздать этим людям должное. Разговор с ними убедил меня в правильности действий, предпринятых Пентагоном в данном отношении, – и вновь побудил недобрым словом помянуть тех чинуш, которые сопротивлялись инициативам по переброске дополнительных эвакуационных команд в Афганистан.

Затем я полетел в Сангин, в северной провинции Гильменд, на место самых кровопролитных сражений афганской войны. На передовой оперативной базе Сабит-Кадам меня ждали солдаты 3-го батальона 5-го полка морской пехоты. За пять месяцев, которые заняла операция по зачистке Сангина, 29 морских пехотинцев погибли и 175 были ранены – это наибольшие потери, какие понесло любое из наших боевых подразделений на этой войне. Сопровождал меня мой новый старший военный помощник, генерал-лейтенант морской пехоты Джон Келли. Его сын, Роберт Келли, оказался, увы, в числе двадцати девяти погибших морпехов. Келли отдельно от меня встретился с бойцами взвода, в котором служил его сын, и они передали ему фотографию Роберта, сделанную всего за несколько часов до гибели и подписанную всеми солдатами взвода.

Командиры в Сангине ожидали возобновления активных боевых действий летом. Я сказал прессе: «Талибы наверняка попытаются вернуть многое из того, что потеряли, и это, безусловно, будет серьезным испытанием для нас». Родригес заявил журналистам, прилетевшим вместе со мной: «Мы думаем, что весной этого года они обнаружат значительные перемены вокруг, и вряд ли эти перемены им понравятся». А морским пехотинцам на базе Сабит-Кадам я сказал, что они «вписали потом и кровью» новую главу в книгу доблести корпуса морской пехоты. И добавил: «Каждый день я слежу за тем, что вы делаете. И каждый раз, когда вы возвращаетесь на свою базу без потерь, я возношу благодарственную молитву Небесам. А в другие дни читаю иные молитвы».

После того страшного столкновения, когда 3-й батальон в Сангине понес столь существенные потери, некоторые сотрудники Пентагона предлагали вывести подразделение с передовой. Однако боевые командиры решительно возражали – и я положился на их суждение. А на месте, на передовой базе Сабит-Кадам, подумал, что решение отозвать батальон с линии фронта было бы, возможно, одной из моих грубейших ошибок на посту министра обороны. Да, эти морпехи сильно, очень сильно пострадали. Но, несмотря на тяжелые потери, они гордились, что преуспели там, где многие другие потерпели неудачу. И гордились вполне справедливо.

Последней в ходе этого визита я посетил оперативную базу Ковалл к северу от Кандагара. С давних пор эта местность являлась оплотом талибов. Я отошел на несколько сотен ярдов от базы, побывал в соседней деревне, встретился со старейшинами и понаблюдал за тренировкой бойцов местной афганской полиции. Как упоминалось выше, Петрэус в свое время предложил набирать в полицию мужчин из окрестных деревень и обучать их основам воинской и полицейской службы, формируя таким образом локальные силы безопасности, способные при необходимости сдержать активность талибов. Бросалось в глаза, что вокруг полным-полно животных, а также, что важнее, много детей и женщин; ничего подобного я прежде в сельских районах Афганистана не видел. В стороне, ярдах в двадцати пяти, вдоль дороги выстроились солдаты; я присмотрелся повнимательнее – и убедился, что не менее половины бойцов составляют афганцы. Совет старейшин устроил приветственную церемонию, а затем я пообщался с двумя десятками местных полицейских. Кто-то из старейшин сказал, что полиция неплохо справляется и в нее начинают записываться мужчины из близлежащих деревень, – это вдохновляло.

Покинув базу Ковалл, я сообщил прессе, что очень доволен поездкой и чувствую, что «фрагменты собираются в единое целое». У меня еще мелькнула мысль, что чем ближе к схватке, тем лучше все выглядит, но я не стал ее озвучивать. Жаль, что скептики из администрации Белого дома и ШНБ не стремятся «выехать в поле», иначе они стали бы, возможно, хотя бы чуть менее зависимыми от оценок вашингтонской разведки и мнения прессы.

После убийства бен Ладена в СМИ началась форменная истерика – дескать, этот успех позволит нам вывести войска из Афганистана намного быстрее. В апреле состоялось несколько заседаний комитета принципалов, на которых рассматривались различные вопросы, касающиеся Афганистана и Пакистана, но и на них центральной темой обсуждений был вывод войск и темпы вывода; впрочем, «генеральное сражение» развернулось позже, в июне.

Свой двенадцатый и последний визит в Афганистан я нанес в начале июня. Дома, в США, афганская война стремительно теряла популярность. 26 мая лидер демократов в палате представителей Нэнси Пелоси заявила, что американцы «выполнили свою работу», помогли афганцам «обустроиться», и «нашим парням пора возвращаться домой». Ее заявление вполне соответствовало общей позиции демократов, но и двадцать шесть республиканцев примкнули к большинству демократов палаты при голосовании за поправку, призывающую к ускорению темпов вывода афганского контингента. Поправка не прошла, голоса разделились в соотношении 215:204. Одной из моих целей в этой последней поездке была необходимость продемонстрировать с помощью прессы, что войска следует выводить постепенно, дабы не ставить под угрозу достижения, которых мы добились с таким трудом. Я предупредил Карзая, насколько ослабела поддержка войны в Вашингтоне, и укорил его – опять – за «постоянную критику».

Основная цель визита, однако, была намного, если угодно, прозаичнее: я хотел поблагодарить солдат и офицеров и попрощаться с ними. За два дня я посетил пять передовых баз, в том числе отпраздновал 6 июня годовщину «дня Д» [142]с 4-й бригадой 101-й воздушно-десантной дивизии. Я пожимал руки и фотографировался с солдатами и морскими пехотинцами – конечно, не с каждым из 2500 человек, но со многими. Утирая слезы, в завершение каждой встречи я повторял:

«Больше, чем кто бы то ни было, кроме президента, я отвечаю за то, что вы находитесь здесь. Я тот человек, который подписывает приказы о развертывании, и именно поэтому ощущение вины терзает меня каждый день. Я разделяю ваши испытания, ваши жертвы, ощущаю бремя, которое легло на ваши плечи и плечи ваших семей, так, словно это мои собственные плечи. Вы, как я считаю, – лучшие люди нашей страны. Мое восхищение, моя любовь к вам безграничны, и все вы останетесь со мной в моих мыслях и молитвах до конца моей жизни».