Макс Хейстингс - Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Тем временем 5-я армия Франше д’Эспере маршировала навстречу Бюлову, и некоторые из ее офицеров еще не утратили августовского безрассудства. Генерал Филипп Петен лично обратился с речью к строю, объявив отступление оконченным – настал черед атаковать. Его выступление звучало как благая весть, и некоторые из слушателей охотно ему верили. Однако утром 6 сентября, когда был получен приказ занять первый объект – селение Сент-Бон, энтузиазма поубавилось. Петен, спешившись, лично повел пехоту в наступление – и, бросив вызов злому року, уцелел. Сент-Бон был взят, французская артиллерия ринулась вперед, передислоцируясь. Вскоре пехота уже двигалась дальше. У дивизии Петена имелось небольшое преимущество в виде частного самолета, корректирующего артиллерийский огонь. Аэроплан этот раздобыл командир артиллерии полковник Эстьен в обмен на подводу боеприпасов.

Командир корпуса генерал граф Луи де Модюи был уроженцем Меца, уехавшим из родного города, когда тот в 1870 году перешел к пруссам. Убежденный католик, он дал (и не нарушил) клятву, что не переступит порог увеселительного заведения – кафе, концертного зала или театра, пока над Эльзасом-Лотарингией снова не взовьется трехцветный французский флаг. Дуглас Хейг описывал Модюи с оттенком снисходительности, с которым относился почти ко всем французам: «Невысокий, энергичный, лет пятидесяти восьми, волосы песочного цвета – наверное, красит! Тот старинный французский типаж, который появлялся на сцене во времена Людовика XIV» {635}. Уцелев в кровавой битве при Моранже двумя неделями ранее, Модюи настроился любой ценой привести свои войска к победе. Цена оказалась высокой: в первый день при Марне одна бригада потеряла шесть сотен убитыми.

После суровых испытаний, перенесенных 5-й армией в предыдущем месяце, удивительно, как Франше д’Эспере в принципе удалось убедить свои войска наступать, а тем более в ряде случаев действовать достаточно энергично для обеспечения успеха. Клюк впоследствии отмечал с удивлением: «Мы, немцы, никак не предвидели, что после 15-дневного отступления с ночевками на сырой земле, полумертвые от усталости, эти люди будут подниматься по звуку горна, хватать винтовки и идти в атаку. В наших военных училищах эту вероятность даже не рассматривали».

Однако 6 сентября снова началась мясорубка, вызывающая серьезную тревогу за предпринятое Жоффром наступление. Один из полков, получивший приказ занять селение Варед, повторил августовскую тактику, начав наступать под барабанный бой с развернутым знаменем. 20 офицеров полегли в первые же полчаса; командир, полковник Шоле, был ранен в руку и в плечо, однако, сняв окровавленный мундир, повел солдат в штыковую атаку, преодолевая открытый участок в полтора километра. Селение Шамбри переходило из рук в руки трижды, пока к вечеру зуавы наконец не закрепились там окончательно (усеяв церковный двор телами в экзотическом обмундировании). О марокканской бригаде ходили слухи, будто она обезглавливает немецкие трупы (учитывая репутацию французских колониальных войск, слухи не самые нелепые, равно как и аналогичные истории про британских гуркхов). 27-летний офицер резерва лейтенант Поль Тюффро, происходивший из семьи бордосских виноделов, наблюдал за продвижением французов через свекольное поле:

«Они маршируют величественно, но слишком быстро, слишком плотным строем. <���…> Мы наступаем вместе с ними, однако мои пулеметчики сильно отстают. Наконец появляется расстроенный Шамутен: “Бедняга Мэр… Пуля в сердце”. <���…> Некоторые начинают отползать назад, прячась в свекле. Я грожу им пистолетом. Они прикидываются ранеными или делают вид, будто помогают подстреленным. Пули свистят безостановочно, со всех сторон. Поднять людей в атаку – непростая задача» {636}.

Пулеметчиков Тюффро даже брань командира не могла заставить двигаться вперед.

«Атака захлебывается, останавливается. Мюллере, знаменосец, лежит навзничь на другой стороне дороги, головой на мешке. Знамя торчит за стогом, там же несколько солдат и полковник, которого бьет дрожь, – мундир расстегнут, правая рука на перевязи, сорочка в крови.

Я перевязываю Мюллере, раненного под левое плечо. Глаза закрыты, лицо еще не совсем бескровное. “Это ты, Тюффро? – Он крепко сжимает мою руку. – Не бросишь меня? <���…> Расстегни мне ремень, под сорочкой… Там немного золота. Его оставь, а пистолет мой возьми”».

Вскоре после полк предпринял еще одну атаку под градом пуль и снарядов. И снова Тюффро стоило неимоверных усилий удержать своих подчиненных от бегства.

«“Стоять! Кругом! Вперед!” – кричу я, и эти бравые вояки все-таки разворачиваются. Замечаю Дюмениля со знаменем. Сержант рядом со мной запевает “Марсельезу”, остальные подхватывают. Но песня Вальми тонет в общем оглушительном грохоте».

Один за другим солдаты отползали в тыл. Тюффро заснул в траншее, когда солнце уже садилось за спиной наступающих французов. К вечеру 6 сентября на французском левом фланге 6-я армия продвинулась на расстояние от 3 до 5 км. По всему фронту темноту рассеивало зарево горящих деревень, подожженных во время дневных боев. Дальше на восток 5-я армия под обстрелом со стороны немцев силилась удержать скромные завоеванные позиции: за каждый день Битвы на Марне орудия Мольтке расстреливали больше снарядов, чем пруссы за всю войну 1870 года. Шарль Манжен, один из командиров дивизии у Франше д’Эспере, ринулся к селению Курживо, чтобы остановить убегающих под орудийным огнем французских солдат и убедить их держаться. Его солдаты жаловались, что не ели уже два дня.

И даже если войска Манури и Франше д’Эспере хоть немного, но продвигались, на других участках прогресса не наблюдалось. Свежесформированная 9-я армия Фоша удерживала гряду в 100 км на юго-восток от Парижа за поросшим тополями ручьем под названием Ле-Пти-Морен посреди Сент-Гонских болот. Это был негостеприимный, безлюдный район, который наступающие могли пересечь лишь по нескольким дорогам. Если пехота еще способна была брести по пояс в воде, то для транспорта болота оказывались непроходимыми. Фош (сын гражданского служащего из Тарба), которому в 1914 году исполнилось 63 года, славился умом, авторитарностью, решительностью и немногословностью – хотя он один из немногих французских офицеров бегло говорил по-английски. К счастью для тех, кому по долгу службы было необходимо угадывать его желания, начальником штаба он взял полковника Максима Вейгана, которого вскоре прозвал «моя энциклопедия». Вейган блестяще «переводил» рубленые предложения и приказы Фоша, и у них сложился отличный дуэт. Левому флангу 9-й армии пришлось атаковать на болотах ранним утром 6 сентября под предводительством Марокканской бригады. На рассвете, когда войска маршировали по гатям в направлении Конжи, темноту прорезали немецкие прожекторы и градом посыпались снаряды. Французам пришлось внезапно остановиться.