Яков Нерсесов - Маршалы Наполеона Бонапарта

А потом показалось, что судьба предоставила Бернадоту уникальный шанс подняться на вершину политического олимпа. Осенью 1799 г. Франция, явно уставшая от многолетних революционных потрясений, усугубленных «грохотом поражений» от неистового старика Suvaroff, нуждалась в сильной руке – «шпаге-сабле», причем знаменитой и уважаемой народом! Сам Наполеон оставил по этому поводу очень емкое изречение: «Для того чтобы управлять, надо быть военным: ведь лошадью управляют в сапогах со шпорами». Но не всякий генерал может быть пригоден для… гражданского управления! С падением якобинской диктатуры и вступлением во власть термидорианцев военная диктатура была уже неизбежна. Термидорианцы были карьеристами и собственные интересы (в отличие от якобинцев, все же опиравшихся на народ и выполнявших волю народа) ставили выше интересов Отчизны. Армия нужна была им не только для защиты отечества от внешнего врага, но для защиты… их самих от врагов внутренних.

Положение правящей Францией Директории было очень непростым: пытаясь привлечь к решению своих проблем того или иного генерала, она сильно рисковала. Поверяя военному свои «темные планы», она, с одной стороны, делала его сообщником (он освобождался от обязанности подчиняться ей!) , а с другой стороны, становилась его… заложником! Вероятность измены возрастала пропорционально его умственным способностям и амбициям. Ведь до конца было не известно, как такой человек поступит в отношении «себя, любимого», когда поймет, что на самом деле именно он – вершитель судьбы всей страны! На кого он повернет солдат и пушки? Не на Директорию ли? Вот почему она придирчиво искала именно ту «шпагу-саблю», которая не проткнет ее саму. Переворот 18 фрюктидора 1797 г. прошел на ура с помощью хорошего генерала, но недалекого политика Ожеро. Он так и не сообразил, что в тот день в его руках были огромные возможности для личного возвышения. Но на этот раз обстоятельства несколько изменились, и одной лишь решительности было недостаточно. Нужен был человек не только отважный, но и по-настоящему умный.

Вопросом поисков «шпаги-сабли» в Директории ведали двое: виконт из провансальского мелкопоместного дворянства Поль Жан Франсуа Никола де Баррас (1755–1829) и Эммануэль Жозеф Сьейес (1748–1836), сын почтмейстера, выпускник духовной семинарии в Сен-Сюльплиссе, главный викарий Шартрского епископства – по профессии и политик – по призванию. (Фамилия последнего, максимально приближенная в русской орфографии к ее подлинному французскому звучанию, должна произноситься именно так – Сьейес, а не как это утвердилось в отечественной историографии – Сийес.)

Каждый из них планировал государственный переворот по-своему и в собственных интересах. Последний, будучи человеком более радикальным, решил сокрушить республику. Он исходил из того, что, пока во Франции сохраняется республика, соседние монархические страны будут пытаться ее уничтожить. Следовательно, нужно отказаться от республики самим!

Одно время Директория серьезно рассматривала кандидатуру Бернадота. Казалось, все было за него: решителен, ловок, красноречив, умеет увлекать за собой толпу! Карьерист каких поискать, Жан Батист приучил «директоров» к мысли, что именно он им нужен! После отправки Ожеро в Рейнскую армию «директоры» склонялись к мысли, что Бернадот лучше всех походит на роль «переворотчика». Как говорили потом, «он сам метил в бонапарты». Но было одно «но», причем большое: хитроумный гасконский петух Бернадот обладал уникальным даром выжидать до последнего! Он быстро согласился со всеми поступившими ему предложениями, и политикам уже казалось, что Бернадот у них «в кармане», как вдруг «шпагасабля»… исчезла и оказалась «временно недоступна»! Пришлось подбирать нового кандидата: им мог стать еще один генерал из Итальянской армии Бонапарта – Жубер, весьма заинтересованный послужить на благо Директории и ее «директоров»! Как военный, он, несомненно, стоял выше Бернадота, а вот как политик все же уступал ему в ловкости и изворотливости. Обе «шпаги-сабли» наперебой успокаивали Директорию, что наведут порядок одним махом. Но если Жубер говорил: «Дайте мне 20 гренадер, и я в любой момент покончу со всеми!» – то хитрющий гасконец Бернадот громко и убедительно возражал: «Ну что вы?! 20 гренадер – это слишком… много! Четырех солдат с капралом достаточно, чтобы выгнать всех этих адвокатишек из Совета пятисот!» Ярко выраженное хитроумие Берандота вкупе с его непомерным бахвальством напрягло «дьявола-искусителя» Сьейеса. И Бернадота сделали… военным министром, но сам переворот несколько отложили, а поиски адекватной кандидатуры продолжились. Соперники Бернадота, претендовавшие на этот «пост», отпадали один за другим: Жубер погиб в сражении с русским Марсом при Нови, Моро слишком долго колебался, и дело пахло его «самоотводом»! Казалось, цель Бернадота близка!

А потом в дело вмешался его величество … с лучай ! Словно черт из табакерки внезапно возник главный недруг генерала Бернадота – его свояк генерал Бонапарт, исключительно вовремя ретировавшийся из Египта и благополучно высадившийся на юге Франции. Отлично понимавший, какой прекрасный шанс предоставляет ему судьба для восхождения на вершину власти, Наполеон начал действовать. Через «христопродавца в шелковых чулках» Талейрана он быстро столковался с Сьейесом. Министр полиции Фуше – еще один «хитрован» той богатой на проходимцев эпохи – мгновенно сообразил, откуда дует ветер удачи и сделал вид, будто ничего противозаконного не видит. Военного губернатора Парижа генерала Лефевра Наполеон примитивно купил, подарив ему роскошную дамасскую саблю, и тот тут же «взял под козырек», громогласно рявкнув: «Давно пора перетопить в Сене всех этих жуликов-адвокатишек из правительства!» А Бернадот то ли проспал момент, то ли перехитрил самого

Неизвестный автор. Сражение при Флерюсе. Гравюра. 1794 г.

себя, то ли его смогли нейтрализовать сторонники Бонапарта. Опасный из-за своей большой народной популярности генерал Моро сам явился к Бонапарту и заявил, что ему надоели эти мерзкие «адвокатишки», профукавшие отечество. Два других пламенных республиканца – генералы Клебер и Брюн – были далеко от Парижа, но если первый был предусмотрительно оставлен расчетливым корсиканцем в Египте «за главного» и там увяз, то второй сдерживал врага на северо-востоке Франции. Для наиболее влиятельных сторонников «сильной руки» был устроен ряд «деловых обедов»; люди из ближайшего окружения Бонапарта активно сгоняли «заблудших овечек» в лагерь удачливого корсиканца, явно претендовавшего на роль капитана французского государственного корабля.