Яков Нерсесов - Русские генералы 1812 года

Как бы иллюстрируя один из самых важных своих полководческих принципов – «все искусство войны состоит в хорошо продуманной, крайне осмотрительной обороне, за которой следует стремительная и дерзкая атака», – намеренно обороняясь на флангах только третью своей армии, Бонапарт решил наступать в центре, на четырехкилометровом участке Праценских высот, чтобы лобовым ударом прорвать и разгромить центр союзников, выйти им в тыл и разгромить рассеченные надвое войска противника порознь. Аустерлиц стал непревзойденным шедевром военного искусства Наполеона: никогда более ему не удастся с таким блеском разгромить численно превосходящего врага.

Кутузова от руководства армией отстранили. Старик долго был в опале и, с трудом вернувшись в действующую армию, не стал категорически возражать государю. К тому же кутузовский план отступления в поисках лучших условий для разгрома врага уже был отклонен. На последнем военном совете, состоявшемся глубокой ночью в Кржижановице, старый полководец хранил молчание и дремал. (По крайней мере, так повествует нам свидетель и участник тех событий генерал А.Ф. Ланжерон.) Кутузов явно покорился обстоятельствам и остался простым зрителем трагических событий. Его слабость, не позволившая высказать всю правду в глаза государю, дорого обошлась русской армии и отразилась на безупречном дотоле полководческом реноме старика. Если он лично и не проиграл битву, то дал ее проиграть.

Хуже того, Кутузов слишком быстро выключился из игры на поле боя, как только стало ясно, что позора не избежать, и с полудня было неизвестно, где находится командующий. Кутузов так и не организовал отступления, и приказ к отходу пришлось отдавать самому императору. Михаил Илларионович появился в расположении армии только, когда она достигла венгерской границы в городе Голич. Тогда Александр I отправился в Россию, а Кутузову было поручено отводить остатки армии на зимние квартиры.

Кстати, до сих пор нет единого мнения относительно поведения Кутузова накануне Аустерлицкого сражения. Одни историки настаивают на том, что Михаил Илларионович отнюдь не безмолвствовал, когда принималось решение: давать Бонапарту генеральное сражение. Он «тщетно предостерегал» от поспешности и даже «требовал» продолжить отход. Другие склонны считать, что Кутузов предпочел действовать по принципу «плетью обуха не перешибешь» – избрал позицию бесправного главнокомандующего в присутствии самого императора.

Говорили, что за несколько часов до роковой битвы Кутузов все же предпринял последнюю попытку исправить ошибку. Он даже попросил близкого к царю обер-гофмаршала Н. А. Толстого отговорить Александра I от сражения, которое наверняка будет проиграно. Но не менее хитрый царедворец Толстой отвечал: «Мое дело – соусы и жаркое; а ваше дело – война, вот и занимайтесь же ею».

Полководческий гений Наполеона победил самонадеянность монархов-союзников. Ловким тактическим ходом, перейдя от обороны к наступлению, Бонапарт выиграл битву, а вместе с ней и целую кампанию. Сам Наполеон называл победу при Аустерлице «солнцем» своей полководческой биографии: «Я дал двадцать подобных сражений, но не было другого, в котором победитель определился столь быстро, а шансы сторон были столь несоразмерны».

Союзная армия была разгромлена: по русским данным, она потеряла 155 орудий, 30 знамен, почти 15 тыс. убитыми и ранеными и 12 тыс. пленными, в том числе 8 генералов. По французским подсчетам– 11 тыс. русских и 4 тыс. австрийцев. Удивительное мужество русских солдат придало битве невиданное до того ожесточение. Оценивая высокий уровень российских войск, Наполеон позднее писал: «Русская армия 1805 г. была лучшей из всех выставленных когда-либо против меня. Под Аустерлицем русские показали более мужества, нежели в других битвах со мной, более даже, нежели под Бородином».

В России о поражении под Аустерлицем, вызвавшем серьезное недовольство в обществе, запрещалось писать. Александр I свалил все на Кутузова: «Я был еще очень молод и неопытен, и Кутузов должен был удержать меня от сражения». Тем не менее в 1806 г. он наградил Кутузова орденом Св. Владимира 1-й степени за искусную ретираду от Браунау до Ольмюца и понесенные при этом малые потери. Спустя много лет Александр I пойдет еще дальше и скажет: «Забудем это несчастное Аустерлнцкое сражение. Мы все, я первый, сделали там много ошибок».

В 1812 г., когда русская армия под его началом уже гнала Великую армию Наполеона из России, Кутузову попалось на глаза захваченное у французов знамя с горделивой надписью «За победу при Аустерлице». Старик изрек: «Я не виноват в Аустерлицком сражении». А своей жене он уже после поражения под Аустерлицем написал: «Могу тебе сказать в утешение, что я себя не обвиняю ни в чем, хотя я к себе очень строг». Когда во время Русско-турецкой войны 1806—1812 гг. он наблюдал, как из 8 тыс. русских солдат, брошенных на штурм крепости Браилов, 5 тыс. уже погибли, и старик фельдмаршал А. А. Прозоровский едва не плакал, то Михаил Илларионович философски констатировал: «Не такие беды бывали со мной, я проиграл Аустерлицкое сражение, решившее участь Европы, да не плакал».

Так или иначе, но фиаско под Аустерлицем породило недоверие к Кутузову. Он оказался заложником своей дипломатичности царедворца. Отныне с именем Кутузова у императора всегда ассоциировалась одна из самых больших военных неудач, а сам генерал попал в опалу и пребывал вдали от столицы.

Кстати, оказавшись не у дел в ходе следующей войны с Бонапартом в 1806—1807 гг., Кутузов очень точно подметил непростительный промах командовавшего русской армией под Прейсиш-Эйлау генерала Л. Л. Беннигсена. После ничейного исхода побоища он первым отошел с поля боя к Кёнигсбергу, тем самым дав Наполеону «юридическое» право объявить Эйлау своей победой или как очень емко и ехидно выразился его министр иностранных дел Талейран: «Это сражение, которое мы немного выиграли!»

И все же после двухлетней опалы – генерал-губернаторства в Киеве – опыт Кутузова пригодился во время новой Русско-турецкой войны. Турция рассчитывала отвоевать у России Северное Причерноморье и Крым. Тем более, что Бонапарт пообещал султану Селиму III всевозможную помощь: французских инструкторов и советников и даже 25-тысячный корпус.

И вот Кутузов снова на фронте. Здесь он оказывается под началом у хорошо знакомого ему 77-летнего главнокомандующего генерал-фельдмаршала Александра Александровича Прозоровского. Кутузов и Прозоровский по-разному смотрели на ведение войны с Турцией. Первый считал необходимым энергичное наступление, не распыляя сил на осаду крепостей. Второй, наоборот, полагал, что победы можно достичь, только взяв все вражеские крепости. Но после преждевременного и неудачного штурма Браилова Прозоровский удалил Кутузова из армии. По крайней мере, так посчитал сам Михаил Илларионович. Престарелый Прозоровский отнюдь не рвался в бой, а устранился от дел, но ревниво посматривал в сторону Кутузова, к которому зачастили, минуя одряхлевшего главнокомандующего, высшие офицеры. Александр Александрович не без оснований заподозрил тонкую интригу со стороны своего «почти ученика» и убрал его с глаз подальше. Михаила Илларионовича снова ждала почетная ссылка: назначение генерал-губернатором Вильно.