Петр Андреев - Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика

Хочу коснуться вопроса о нашем отношении к поступкам женщин. Мой приятель был старше меня на четыре года, был женат и имел ребенка. На фронт он пошел в начале войны. Наши койки в Доме отдыха стояли рядом. Мы много говорили о довоенной жизни. Говорить о войне никому не хотелось. Да и после войны десятки лет о войне говорить было не принято. Так вот Николай, по профессии агроном, очень много говорил о ботанике, о сельском хозяйстве. Его любимая тема – как поднять урожайность зерновых. Не обходили в разговорах и женщин. У него был в этом деле опыт, и он много рассказывал о своих отношениях с женщинами в свои студенческие годы и уже женатым. При этом никогда не отзывался о них негативно. Много говорил о жене, характеризуя ее самым лучшим образом. Но это было до вышеупомянутых мною эпизодов. После них Николай свое мнение о женщинах изменил. Он стал все чаще о чем-то задумываться, а то, вдруг обрывая совершенно другую тему разговора, говорил: «А ведь и моя жена может вести такой же образ жизни…»

Десять дней пролетели незаметно, но их было достаточно, чтобы научиться курить и приучиться к комфорту пятнадцатикоечного теплого общежития с чистыми простынями и сну без сапог и шинели. Не меньше недели, вернувшись в часть, пришлось опять привыкать к холодной сырой землянке, земляным нарам и сну вповалку, не снимая сапог и фуфайки или шинели.

После непрерывных наступательных боев, больших переходов и потерь тихую жизнь в обороне мы считали раем. Выполняли охранную службу и углубляли знания по специальностям, ну и, конечно, изучали марксизм-ленинизм. По каждому слову вождя – два часа занятий. Потерь в войсках не было. Артиллерийские дуэли не велись. У нас был жесткий лимит на боеприпасы, а редкие артналеты и одиночные обстрелы нашей обороны немцами успехов не имели. Мы хорошо окопались и не демаскировали себя. Помню только один случай, когда на немецкой стороне в непосредственной близости от окопов появилась автомашина. Одна наша батарея открыла огонь и разбила ее. Постоянную же работу немецких пулеметов мы в расчет не брали, да и результатов они не имели.

Как-то командир дивизиона, вернувшись из штаба полка, вызвал к себе начальника разведки дивизиона капитана Бенедиктова и приказал провести разведку с целью взятия «языка». Разведку было приказано провести помкомвзвода разведки старшему сержанту Митягову.

Несколько суток, не отрываясь от стереотрубы, изучали передний край противника. Искали уязвимое место. Остановились на одном блиндаже в системе траншей. Лощинка позволяла незаметно подползти к проволочному заграждению, да и расположено оно было подальше от немецких окопов. Дождавшись безлунной ночи, группа из 8 человек в белоснежных маскхалатах с обмотанными бинтами автоматами двинулась в путь. Все, затаив дыхание, ждали результата. Все тихо. По расчетам, группа уже должна быть на месте. Но вот автоматная очередь. Осветительные ракеты и очереди трассирующими пулями с обеих сторон. Разведка вернулась ни с чем. К счастью, и без потерь. Митягов рассказал, что проволочное заграждение разрезали удачно. Немцы всегда вешали на проволочное заграждение пустые консервные банки, которые при малейшем прикосновении к проволоке звенели. В этом случае сигнал не сработал или часовой зашел погреться. Группа захвата вплотную подползла к траншее. Оставалось только преодолеть бруствер окопа, но часовой у блиндажа открыл автоматный огонь, и ничего не оставалось, как отходить под защитой огня группы прикрытия.

Я уже упоминал, что наши и немецкие траншеи были расположены так близко, что немцы из своих окопов ежедневно сообщали нашим солдатам, чем их будут сегодня кормить. Они знали звания и фамилии всех командиров подразделений, стоявших перед ними, и, как бы хвастаясь, часто об этом говорили нашим солдатам. Солдаты так долго близко и мирно стояли друг перед другом, что стали пользоваться полным доверием. И как-то ночью произошло невероятное. Ночью часовые переднего края, наш и немецкий, договорились и поменяли автомат на шапку-ушанку.

Первым выполз на середину расстояния между окопами немец, положил свой автомат и ушел обратно в свои окопы. Затем наш солдат таким же образом доставил туда ушанку и, забрав автомат, вернулся назад. Так рассказал сослуживцам утром наш герой, очевидно думая, что сделал доброе дело, ни за что ни про что приобрел автомат. Но дело обернулось другой стороной. Солдата увели в особый отдел, и в роту он больше не вернулся.

В начале февраля дивизия была передислоцирована в район деревни Зайцево. Это направление от Мценска на Орел. Двухдневные наступательные бои успеха не имели.

Запомнилось исключительное мужество бригады морской пехоты, действовавшей на участке наступления нашей дивизии. С нашего НП хорошо было видно, как морские пехотинцы двигались по снежному покрову на укрепленные позиции противника. Огневая артиллерийская поддержка была слабая, а артиллерийский и пулеметный огонь противника настолько плотный, что, несмотря на исключительное упорство и мужество моряков, прорвать оборону противника не удалось.

Мы поражались мужеству моряков-артиллеристов. Батарея 76-мм пушек стояла рядом с нашим наблюдательным пунктом на прямой наводке. Просматривалась противником батарея хорошо, поэтому и огонь по ней велся непрерывно. И несмотря на это, батарейцы в одних тельняшках (это был февраль месяц) непрерывно вели огонь по окопам противника, помогая своим товарищам-пехотинцам. Своих погибших товарищей артиллеристы клали на брустверы снежных валов, возведенных вокруг пушек, чтобы увеличить их высоту. У них даже мертвые защищали живых.

Но жертвы оказались напрасными. После двух дней наступательных боев дивизия перешла к обороне. Морская бригада в первую же ночь ушла, оставив погибших на подступах к немецким окопам и на подходах к ним. А мы снова, на новом месте, стали закапываться в землю. Меня часто посещает мысль – кто бы посчитал, сколько земли за войну перекопал солдат. Задача невыполнимая. Однако те, кто прошел войну, согласятся со мной, что это, пожалуй, побольше, чем вырабатывают землекопы за такое же время.

Несколько слов о переходах или передислокации в зимнее время. Почему в зимнее? Да потому что переходы зимой имеют свои особенности. Когда колонна движется летом, а перебазирование из-за секретности и опасности бомбардировок всегда проводится только ночью, солдаты и офицеры, имеющие средства передвижения – мехтранспорт, спят. Им все равно, движется колонна или стоит. Пешие тоже пользуются остановками, чтобы поспать. Если погода сухая – ложатся на обочине, в сырую погоду спят стоя.