Юрий Лебедев - Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I

И в свете этой ориентировки и сложностей взаимоотношений с Польшей в текущий момент, сотрудникам ОГПУ предстояло решить – был ли Абрам «одурачен» польской пропагандой в Америке, или он «сознательный враг»?

После столь резкого отказа обескураженному семейству Ковалей оставалось только ждать и надеяться на здравый смысл членов комиссии, которые принимали окончательное решение.

Хотя формально Ковали, как «свободные американские граждане», были вольны принять любое решение – вернуться в Америку, остаться в СССР, всей семьёй уехать в Польшу, разделиться на «стариков» и «молодых», но их реальное финансовое положение и политический настрой фактически лишали их свободы выбора – результат ветвления альтерверса определялся теперь не ими, а членами Комиссии по переселению ЦС ОЗЕТа.

Как долго продлилось ожидание решения комиссии, неизвестно. Вероятно, оно состоялось через несколько дней. Всё это томительное время они были в Москве, гуляли по городу, впитывая московскую атмосферу. Вокруг текла мирная и благостная жизнь, и никому из москвичей не было дела до переживаний этих «американских туристов», какими они выглядели в глазах окружающих.

02.32.Летнее кафе в Москве. 30-е годы. [404]

Наконец, состоялась вторая встреча Абрама с членами комиссии ОЗЕТа. [405]На этот раз тон встречи был иным. К удивлению и радости Абрама, члены комиссии сочувственно согласились, что из-за своей оторванности от советских реалий он просто упустил из вида важные политические моменты, когда планировал в своей американской сью-ситинской глубинке поселиться в Польше.

Но при такой его политической близорукости очевидно, что Абраму нужно идеологическое наставничество и, при необходимости, встречи и собеседования с компетентными людьми. И вежливо, но настойчиво предложили: «О согласии с чем вот здесь и распишитесь…». [406]

После чего рекомендовали ехать в биробиджанский «ИКОР» всей семьёй. Официально аргументировали это предложение тем, что климат Телехан был бы вреден для здоровья Абрама. Спорить с этим Абрам не стал, и с предложением согласился. В заключение разговора дали совет: семью можно информировать о состоявшемся обсуждении, но без подробностей о деталях. Совет был лишним – опытный конспиратор Абрам и сам понимал границы «дозволенных речей».

Вернулся к семье Абрам с уже утверждённым распределением в коммуну «Икор».

В результате дети решили, что в ОЗЕТе сидят разумные и толковые люди. (В глубине души им самим не хотелось расставаться с родителями). Что подумала Этель – осталось при ней.

Но, как мне кажется, пройдя это собеседование, ни Абрам, ни Этель (да и Шая с Жоржем…) через несколько лет не удивились бы, узнав, что Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановил:

«Считать целесообразным передачу дела переселения в Еврейскую Автономную Область Переселенческому Отделу Наркомвнудела на договорных началах» . [407]

Тень ОГПУ, которую Абрам почувствовал во время обсуждения в переселенческой комиссии ЦС ОЗЕТа в 1932 году, воплотилась в 1936 году во вполне зримых сотрудников с ромбиками в петлицах и наганами за поясом.

Но, конечно, никто из семьи Ковалей ни в 1936 году, да и никогда позже, не держал в руках этот документ:

02.33.Фрагмент Постановления СНК СССР от 19 сентября 1936 года «О переселении в Еврейскую Автономную Область». [408]

Не держал по одной очевидной причине – как видно из номера Постановления, оно имеет гриф «совершенно секретно». Вероятно, «наверху» решили, что ни к чему простым евреям-переселенцам знать, кто в их доме настоящий хозяин.

Но, конечно, такой бюрократический формализм был совершенно излишним – эту «государственную тайну» по своему опыту жизни знали все (и грамотные, и неграмотные и даже слепые!) жители ЕАО, даже одним глазом не видевшие секретный кремлёвский документ.

Правда, один аспект этого Постановления действительно был «государственной тайной» – НКВД стал заниматься переселением не как раньше – «просто так», в рамках выполнения фискальных и административных функций, а теперь он делал это «на договорных началах», т. е. всё финансирование, как государственное, так и «спонсорское» из-за рубежа, стало проходить через финотдел НКВД. И «еврейские денежные потоки» текли теперь по «энкаведешным каналам».

Как бы то ни было, поздним летом 1932 года (сам Жорж утверждал позже, что произошло это в июле [409], а если принять приведённое выше утверждение А. Хойне о 11–12 суточном пути из Москвы, то можно указать и примерную дату 22–23 июля) семья Ковалей оказалась в биробиджанской коммуне «Икор».

Второй результат распада предотъездной исторической суперпозиции состоял в следующем.

Первоисточником информации о том, что Ковали плыли по Тихому океану на пароходе «Левитан» является, конечно, В. Лота:

«Путешествие – скорее всего, через Тихий океан – они совершили на пароходе «Левитан»» . [410]

Правда, Владимир Иванович, как мы видим, проявляет осторожность, у него эта версия не является окончательной (с оговоркой «скорее всего»).

Я попытался проследить историю «парохода «Левитан»» с тем, чтобы установить маршруты его плавания в 1932 году. Но сделать этого не удалось! Поиск прервался на первом же шаге – никакого парохода «Левитан» в «Списке судов СССР» [411]не обнаружилось. А список этот весьма подробный. Он содержит сведения о десяти с половиной тысячах (точнее, 10562) кораблей всех видов и классов.

Откуда же взялось это красивое название? По каким «конспиративным причинам» В. Лота решил отправить Ковалей из Америки по Тихому океану, почему он придумал для этого путешествия «художественный» пароход с привлекательным и естественным для советской ментальности именем «Левитан»?

Что касается собственно «тихоокеанского маршрута», то таковой, как мы видели из записки Далькомзета, действительно рассматривался, но для «организованной эмиграции» из США использовался редко.

Известен единичный случай самостоятельного прибытия «идейных энтузиастов» из США в ЕАО через Владивосток семьи Маклер. Он выявлен Н. Бородулиным (Н.Б.) в его интервью с Рут Маклер (Р.М.), [412]маленькой девочкой, приехавшей в коммуну Икор вместе с семьёй и впоследствии вернувшейся в США.

Выехала семья Маклер (муж, жена и трое детей) из Санта-Моники (Калифорния) на японском грузовом пароходе в Иокогаму. Потом через Токио, где самостоятельно получила советскую визу, с помощью компании «Saka Shosan Kaisha» из порта Суруга добралась до Владивостока. Интервью взято в Нью-Йорке в конце 90-х годов прошлого века: