Марк Солонин - 22 июня. Окончательный диагноз

Слова «временная неудача» – это совсем не то, что побуждает искать какую-то весомую причину. С кем не бывает временных неудач? А уж термин «приграничное сражение» – применительно к военной кампании, развернувшейся на пространствах, превышающих площадь большинства европейских стран, – и вовсе следует признать блестящей находкой партийных пропагандистов. Воображение читателя сразу же рисует картину боя взвода пограничников с навалившейся на них бандой. Остается только добавить два слова – «неожиданно и внезапно» – и причина «проигрыша приграничного сражения» станет простой и понятной…

Впрочем, тезис о «неожиданном и внезапном нападении на мирно спящую страну» даже в советские времена не претендовал на статус «первой линии обороны», а выполнял скорее роль «предполья» (этим термином в военном деле обозначают полосу территории, на которой предполагается притормозить наступление противника, задержать его выход к главной линии обороны).

Даже советские пропагандисты (слово «даже» в данном случае относится не к оценке их умственных способностей, а к оценке ситуации, в которой они работали, чувствуя за спиной надежную поддержку «органов», готовых заткнуть рот любому несогласному) понимали, что излишне акцентировать тему пресловутой «внезапности» не стоит – уж в слишком дурацком виде выставляла она родную партию, ее мудрый Центральный комитет и самого Вождя, которые не смогли разглядеть сосредоточение у границ СССР трехмиллионной вражеской армии. С первыми же лучами «гласности» цветы внезапности окончательно увяли; сегодня даже добросовестный школьник знает, что длинная череда тяжелейших поражений Красной Армии (Уманьский, Киевский, Вяземский, Брянский, Керченский, Харьковский «котлы»), начавшись летом 41-го, продолжилась осенью и возобновилась в мае 42-го года; о какой «внезапности» можно тут говорить?

Соответственно, первой и главной «линией обороны» в советской исторической мифологии стало «многократное численное превосходство противника, особенно в танках и авиации». Вот это звучит убедительно. Весомо. С детства обработанный советский человек сразу же представлял себе трех красноармейцев с «одной винтовкой на троих», на которых надвигаются пять немцев, укрытых под броней «Тигра». А следом за ними – колонна автоматчиков, все как один на бронетранспортерах. Вот и повоюй тут!

Весь этот бред растаял, как туман на рассвете, при первых же признаках ликвидации идеологической цензуры. На сей момент танки, пушки, пулеметы и дивизии давно посчитаны и пересчитаны, результаты многократно перепроверены и опубликованы. Не знать реального соотношения сил сегодня может только тот, кто очень сильно зажмурился, да так и не открывал глаза последние 10–15 лет. Из множества достойных публикаций могу порекомендовать, например, обстоятельную статью М. Мельтюхова. [19]Самые любознательные могут обратиться непосредственно к первичным документам, благо в наше время с ними можно ознакомиться, даже не отходя от компьютера. [20]

От себя я хочу лишь напомнить о том, что 22 июня война не закончилась, а только началась. Соответственно, «мгновенная фотография» состава противоборствующих группировок по состоянию на первый день войны никоим образом не может считаться исчерпывающим ответом на вопрос о соотношении сил сторон. Ничуть не менее важным является (и теоретически, и практически) способность наращивать силы, восполнять потери личного состава и техники, формировать новые соединения. Вот об этом-то у нас принято традиционно забывать. И привычка такая возникла в советские времена совсем не случайно – «мгновенная фотография» серьезно искажает (в пользу Германии) реальную картину соотношения сил.

То, что командование вермахта собрало 22 июня 1941 г. у границ Советского Союза, представляло собой максимум достижимого для Германии, которая уже давно провела мобилизацию резервистов и теперь вела боевые действия на нескольких сухопутных фронтах, в небе над «рейхом» и на безбрежных просторах Атлантического океана. Всего до конца 1941 г. на Восточном фронте из резерва ГК в бой были введены 2 танковые, 1 моторизованная и 25 пехотных дивизий; очень скромно – как в абсолютных, так и в относительных числах (в составе трех Групп армий «Север», «Центр», Юг» изначально было 119 дивизий, не считая т. н. «охранные»). В качестве маршевого пополнения соединения вермахта на Восточном фронте получили до конца 1941 г. менее 20 % от своей первоначальной численности.

С другой стороны, те силы, которые Красная Армия развернула в западных округах к 22 июня, представляли собой минимум, который 200-миллионный Советский Союз смог сосредоточить на Западе в условиях незавершенной скрытой мобилизации. 23 июня 1941 г. была начата открытая мобилизация, и уже к 1 июля в ряды Вооруженных сил было призвано 5,3 млн человек [2] Вопреки усиленно распространяемому – и успешно внедренному в массовое сознание – заблуждению, в первой «волне мобилизации» были призваны не мальчишки-школьники, а прошедшие ранее воинскую службу резервисты, включая 505 тыс. офицеров запаса. . Это означало увеличение общей численности Красной Армии в два раза и позволило формировать новые дивизии и бригады сотнями. 1 июля мобилизация, разумеется, не закончилась. Она еще только начиналась. Всего до конца года – по минимальным из имеющихся оценок – было мобилизовано 11,7 млн человек, добросовестные современные исследователи насчитали и все 14 млн. Разумеется, не все эти миллионы сразу же попали в действующую армию, но в целом общий «ресурс живой силы», предоставленный командованию Красной Армией в 1941 г., примерно втрое превысил соответствующий ресурс противника.

Уже к 10 июля, несмотря на тяжелейшие потери и окружения первых недель войны, в составе действующих фронтов Красной Армии числилось 202 (!) дивизии, в том числе 62 «свежих», не принимавших участия в июньских боях соединений Второго стратегического эшелона [3] Не учтены т. н. «дивизии народного ополчения» и отдельные полки; две кавдивизии или две бригады считаются за одну «расчетную дивизию»; пять воздушно-десантных корпусов учтены как две «расчетные дивизии». . [140]И упомянутые 62 дивизии – это только начало длинного перечня; уже к этой дате в составе резерва ГК, непосредственно за фронтом, находились 22 стрелковые, 6 танковых и 3 моторизованные дивизии. К 1 августа численность действующей армии возрастает до 263 дивизий. А маховик мобилизации все крутится и крутится, и на фронте появляются все новые и новые формирования…

Еще более красноречива динамика пополнения танковых войск. На восполнение потерь вермахта на Восточный фронт в течение второй половины 1941 г. поступило всего 513 танков и «штурмовых орудий», кроме того, в бой были введены две свежие танковые дивизии (2-я и 5-я), на вооружении которых числилось 380 танков. Итого – 893 танка, в том числе 631 средний. Красная Армия за тот же период получила от промышленности 5600 танков, в том числе 2200 средних Т-34 и 1000 тяжелых КВ. И это – не считая танки, которые поступили в действующую армию в составе танковых частей и соединений, переброшенных на фронт из внутренних военных округов.