Вадим Гринёв - НКВД

В конце августа 1936-го итальянская авиация совершила первых два налета на Мадрид. В своем «Испанском дневнике» Кольцов написал: «Подавление мятежа вылилось в гражданскую войну…В сентябре произошло поражение на фронтах плохо организованных колонн республиканцев. Войска мятежников подошли к Мадриду». Перед штурмом Мадрида 7-го ноября 1936-го правительство Лаго Кабальеро переехало в курортный город Валенсию вместе с военным министерством и Генштабом. В дни штурма Кольцов вместе с советскими танкистами находился на переднем крае в качестве комиссара. В это время над Мадридом уже сражались советские летчики. В «Дневнике» комиссар Кольцов напишет: «Оставленные на произвол судьбы военным министром, разрозненные мадридские колонны смогли, благодаря преданности нескольких командиров, благодаря мужеству и энергии мадридских рабочих, благодаря политическому руководству мадридских коммунистов сдержать первый натиск врага и затормозить штурм столицы». Прекрасные слова напишет Кольцов об испанском народе: «Мы никогда не знали этого народа, он был далекий и чужой. И вдруг этот, долго прозябающий в нижнем левом углу материка, никому по-настоящему не известный народ, – вдруг встал во весь рост перед миром. Он первым в тридцатых годах нашего века полностью принял вызов фашизма, это он отказался стать на колени перед Гитлером и Муссолини, он первый по счету вступил с ними в отважную вооруженную схватку».

Под ночные бомбардировки Мадрида он напишет пророческие слова: «Перед этой страстной ночной вакханалией, перед этим вихрем темных сил в ипуге присмирела Европа. Правительства, лидеры госдарств и партий, те, кому завтра грозит тот же фашистский ураган, не борются, не спорят, не возражают, они трусливо укрыли головы в наивной надежде, что от фашизма можно отпроситься, откупиться, отделаться уступочками, подарками. Лишь пролетарии мира, обороняя Мадрид, они обороняют Париж, Лондон, Копенгаген, Женеву, потому что, расправившись сегодня с испанской демократией, с испанским народом, фашистские разбойники попытаются завтра взять за горло французский, английский, чехословацкий народы Европы и мира».

Кольцов описывает допрос итальянского офицера, попавшего в плен к республиканцам. Этот офицер сорвал с себя погоны и уверял допрашивающих его, что он всего лишь сержант. Тогда из его бумажника извлекли фотографию, на которой он стоял в офицерских погонах под деревом, подняв руку в фашистском приветствии. На дереве болтался труп повешенного абиссинца.

Фронт разрезал Испанию на две части. Мадрид находился в блокаде. Наиболее ожесточенные бои велись на территориях между Мадридом и Барселоной. «Правда» писала: «Каталония не сомневается, что началась чистка анархистов и троцкистов, и что она будет вестись с той же энергией, как и в СССР». За Троцким стояли могущественные финансовые круги Запада, и для Сталина на политическом фронте он был врагом №1. Много глупостей, можно сказать предательского характера, делали и наши советники. Так, советник НКВД в Испании Александр Орлов отдал приказ об аресте руководителя ПОУМ, не поставив в известность министра МВД Испании. Была закрыта штаб-квартира ПОУМ. Эта грубая чистка спровоцировала в начале мая в Барселоне вооруженные столкновения. Погибло полтысячи человек и свыше тысячи было ранено.

Ни Орлов, как представитель НКВД, ни Кольцов, получивший секретные инструкции от самого Сталина, не сумели найти следов «провокационной» деятельности Троцкого и его ПУОМА в Испании. Даже испанские коммунисты не пожелали связываться с Пуом. Партию Троцкого не смогли запретить. Сталин разочаровался в силе испанских коммунистов и после захвата Гитлеро Чехословакии понял, что единого фронта фашистской Германии в Европе не предвидется. Вся Испания к концу марта 1939-го перешла под контроль франкистов. Римский папа Пий Х11 поздравил Франко с «победой католической Испании». Многие испанские военные – республиканцы эмигрировали в СССР и воевали в спецподразделениях Судоплатова. Итальянские фашисты после падения Испанской республики захватили Албанию. Сталин, опасаясь всплеска троцкизма, и политики невмешательства европейских стран в агрессивные действия германского фашизма, заключил с Германией пакт о «ненападении».

М. Кольцов вернулся из Испании еще в конце 1937 и опубликовал свой «Испанский дневник» в журнале «Новый мир». Поддерживая дружбу с шефами НКВД Ягодой и Ежовым, он по неосторожности расхвалил Ежова в близкой ему «Правде». Здесь по всей вероятности Михаил Ефимович лукавил. Он не мог не знать, что и особенно Ягода и «Генеральный комиссар государственной безопасности» Н. И. Ежов были палачами. Провал его миссии в Испании, бегство Орлова в США и публичное заигрывание с Ежовым раздражало Сталина. Вероятно, тщеславный Сталин, прочитав «Дневник», не встретил ни разу упоминания своего имени. В конце 1938-го М. Кольцов, выходивший на арену большой политики, был арестован. Ему инкриминировали шпионаж в пользу Франко. Вероятно, Сталин его подозревал сообщником в темных махинациях с Орловым. Расхваливаемое журналистом, ведомство Ежова припомнило ему хвалебные оды, напечатанные в киевских «Свободных мыслях», в адрес немецких порядков на Украине. Не выдержав пыток, он написал доносы на полсотни человек. Люди, близкие к НКВД, полагают, что Кольцов был расстрелян за то, что много знал, будучи участником секретных акций НКВД за границей. Вероятно, Кольцов поплатился жизнью из-за Орлова. Сталин на нем выместил свой гнев, так как Орлов был для него недоступен.

Наш бесконечно русский поэт Владимир Высоцкий (1938-1980) в одной из своих ярких песен про войну в скрытой отцовской тревоге, умирающего на поле боя солдата, прохрипел: «Сейчас глаза мои сомкнутся, и обнимуся я с землей, и не успеешь, не успеешь оглянуться, а сыновья уходят в бой!». Тогда, в год рождения поэта, вождь страны Советов, товарищ Сталин и вместе с ним весь советский народ втянули своих сыновей в бой с мировым фашизмом, показавшем впервые миру свое хищное звериное лицо.

Летчиков из Бакинского авиаотряда, перевезли через все Черное море, от Батуми до Босфора, через Босфор и Дарданеллы, через все Средиземное море, и за тридевять земель высадили в Барселоне. На это тогда ушло почти две недели. Сегодня, восемьдесят лет спустя, на своих самолетах летчики долетают из Крыма до Сирии (это рядом с Испанией – справка для госдепа) за пару часов. Пока мы плыли по морям, меня выбрали комсоргом эскадрильи.

Во время этого длительного путешествия по воде и под водой я вспоминал свое приднепровское лихое детство. Я вспомнил мать и отца, своих сестер и брата. Поход всей семьей первый раз в школу. Каким далеким показалось мне это время, хотя мне не было и тридцати. Священники Антоний и Густав обучали меня грамоте – один, на украинском языке, другой – на немецком. Кроме постижения окружающего мира и элементарных начал наук, Антоний и Густав учили нас человеколюбию – науке, гораздо трудной, чем математика с философией. Потом началась война, проводы отца на фронт, его возвращение с войны и нелепая гибель у себя, в родном поселке Кичкас, от немецкой пули. И революция. Люди забыли закон божий, которому учили их в школах, а наиболее образованных и в церковных собраниях и институтах крупных городов. Угнетаемые убивали своих угнетателей, богатые убивали бедных. Все ожесточились друг против друга, пока не нашлась сила, остановившая ненависть и убийства. Страшным было не только то, что взрослые мужчины убивали друг друга из-за разного понимания жизни, но и то, что мы дети этого небольшого приднепровского поселка, привыкали к этим убийствам, и устраивали свои детские военные игры, в которых непонятно почему, по каким детским душевным порывам, одни становились красными, другие – белыми. Для меня самым страшным событием тех лет была гибель раненных красноармейцев, упавших вместе с вагонами с высокого железнодорожного моста в Днепр. Впоследствии вагоны, в которых находились раненные солдаты, течением реки отнесло к мелким скалам перед Хортицей. Через три года дед Сороков поймал огромного сома, которого наши односельчане с превеликим трудом погрузили на подводу. Долгие годы мне становилось жутко, когда я представлял, как огромная пасть сома пожирает тела людей, оказавшихся под водой.